Часть офицеров летного полка, в котором служил отец, принимала участие в высадке советских отрядов на Кубе в 1961 г., часть участвовала в подавлении антисоветского мятежа в Чехословакии в 1968 г. Это был тот самый истребительный авиационный полк «Нормандия-Неман».

Отношение к Великой Отечественной войне у моих товарищей по военному городку было особое. Практически у всех отцы и деды воевали, у многих во время войны погибли родственники. В семьях были свежи воспоминания о страданиях, которые принесли на нашу землю немцы. Бабушка Наталья Ивановна, ее дочери, моя мама и тетя Люся, пережили блокаду в Ленинграде, потом их вывезли по льду Ладожского залива на Большую землю и отправили в эвакуацию в Казахстан. Там они долгое время жили в юртах в степи, пасли скот. Потом гнали этот скот пешком на Украину для формирования в тамошних колхозах стад взамен увезенных немцами в Германию. Догнали скот до Мелитополя, и там мама познакомилась с отцом, который служил тогда на военном аэродроме в этом городе.

Отец во время войны служил в десантных войсках. По его рассказам, их сбрасывали в тыл врага на планерах или на парашютах, и там они проводили ночные рейды по штабам, складам и резервным частям. Рассказывать о войне отец не любил, видимо, потому, что насмотрелся много смертей и горя. За боевые действия отец был награжден орденом и многими медалями. Они лежали в той самой деревянной коробочке на верхней полке в шкафу, и я любил доставать их и перебирать. Надевать награды было нельзя, поскольку они были не моими. Награды требовалось заслужить.

Рассказы родителей пробудили интерес к книгам о войне. Помню, прочитал несколько десятков книг, посвященных этой теме, множество стихов военных лет. С замиранием сердца смотрел фильмы о войне. В эти годы появлялись фильмы Григория Чухрая «Баллада о солдате», «Летят журавли» Михаила Калатозова, «Судьба человека» Сергея Бондарчука. Это были пронзительные по силе воздействия фильмы про нас и для нас. Чуть позже появились такие прекрасные художественные фильмы про войну, как «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова, «В бой идут одни старики» Леонида Быкова, «Горячий снег» Гавриила Елизарова, «Отец солдата» Резо Чхеидзе. Мы смотрели все эти фильмы по нескольку раз и в кинотеатрах, и по телевизору, знали их содержание наизусть, по праздникам пели прозвучавшие впервые в этих фильмах песни. «Семнадцать мгновений весны» Татьяны Лиозновой о советском разведчике Штирлице были для нас культовым фильмом. Каждый мальчишка мог пересказать его содержание дословно.

С пятого класса я стал ходить в однопоточную школу с русским языком обучения. В эту же школу ходили все дети из нашего военного городка. Латышские дети учились в школе, расположенной километрах в двух, и мы с ними практически не пересекались. Некоторые сейчас рассказывают о драках между русскими и латышскими школьниками. Не знаю, может быть, где-то эти драки были, но в своем окружении я о таком не слышал. Дети военных знали, что драка, как и война, это дело серьезное и по пустячным поводам их начинать нельзя.

Многие мои товарищи по двору пошли по стопам отцов и стали офицерами. Они окончили военные училища, по распределению разъехались по всему Советскому Союзу, и я их потом больше не видел. Как-то только встретил сына командира «нашего» летного полка – Володю с сыном лет двенадцати. Он Рижское высшее военное авиационное инженерное училище имени Якова Алксниса окончил и приехал в отпуск к родителям. Поболтав о том о сем с Володей, я спросил его сына, кем он хочет стать. Он, не раздумывая, ответил: «Летчиком, как папа».

В республике было аж три военных училища, но латыши в них учиться шли очень неохотно. Русские – да, украинцы и белорусы – да. А латыши, литовцы и эстонцы – нет. Разве что совсем уж «красные» по убеждению. Видимо, в основной части семей прибалтийцев был подспудный негативный настрой к службе в Советской армии – не считали ее своей. Зато латыши и литовцы считались самыми лучшими солдатами срочной службы. Они отличались высокой дисциплиной и исполнительностью.

В нашей школе еще учились дети из семей железнодорожников. Железнодорожники были во многом схожи по духу с военными. Я всю свою последующую жизнь мог сразу отличить детей советских военных, да и железнодорожников по их внутреннему настрою и по ответственности за все происходящее вокруг.

Ленинградский государственный университет им. А. Жданова

Как-то раз, будучи уже старшеклассником, я гостил во время зимних каникул у бабушки Натальи Ивановны в Ленинграде. На третий день моего лежания на диване с очередным томом «Детской энциклопедии» в руках (я читал все тома подряд с первой до последней страницы), она задала мне в лоб вполне уместный в данном случае вопрос. «Сашка, а ты кем в жизни стать хочешь – все книжки читаешь?» Бабушка Наташа была коммунисткой с дореволюционным стажем, работала заведующей кондитерской на 14-й линии Васильевского острова и любила в жизни ясность. Мне как раз только исполнилось шестнадцать лет. «Известное дело кем, бабушка, профессором!» – не раздумывая ответил я.

Образ жизни профессоров был мне знаком, потому что бабушка жила в коммунальной квартире на Васильевском острове и одну из комнат в ней занимал как раз профессор Ленинградского госуниверситета им. Андрея Жданова. Он был профессором в области геолого-минералогических наук, но на кухне обсуждал с Натальей Ивановной по большей части философские вопросы. Бабушка хотя и не имела даже полного среднего образования, была настоящей ленинградской интеллигенткой, очень начитанной, умела глубоко и правильно судить обо всех вещах на свете, разбиралась в музыке, театре, балете. Я иногда присутствовал во время этих философских диспутов на кухне и жадно впитывал то, что говорили взрослые. Постоянное чтение книг, работа над рукописями, широта кругозора, четкость суждений соседа-профессора мне очень импонировали, и я решил, что такая профессия как раз для меня.