Латвийский студенческий отряд в Гагарине. В центре – А. Т. Гагарина

Университетский комитет комсомола организовывал работу студенческих отрядов. В мое время эту деятельность в университете курировал Айвар Лембергс. Делал он это умело и, что называется, с огоньком. Именно эти качества позволили ему стать потом руководителем ударной комсомольской стройки на Вентспилсском припортовом заводе, занять пост мэра Вентспилса, а когда произошел «белый» переворот, превратиться в самого влиятельного олигарха Латвии. В комсомольском руководстве бездельники и пустые говоруны удержаться долго не могли.

Секретари комитета комсомола и парткома университета проводили действенную работу по интернациональному воспитанию студентов, и о каких-либо этнических конфликтах между русскими и латышами за три года учебы на дневном отделении я не слышал.

Секретарями комсомольского и партийного комитетов в университете всегда были латыши. Поэтому очень странно было слышать спустя почти три десятилетия рассуждения секретаря парткома университета Карла Даукшта о том, что латыши подвергались при советской власти притеснениям. Он очень злился на меня, когда я пару раз в публичных дискуссиях указал ему на явную фальшь в этих его «экспертных» оценках. А когда я вспомнил, что он защитил в университете диссертацию на степень кандидата исторических наук, которая называлась «Освещение опыта международного коммунистического движения в печати Коммунистической партии Латвии (1920–1940)», то совсем осерчал и стал называть меня в СМИ врагом латышского народа и независимой Латвии. Наверное, хотел так отмыться от своего интернационалистического коммунистического прошлого.

Тут отмечу, что в наш университет на специальность «философия» студентов набирали на дневное отделение только в группы с латышским языком обучения. В СССР специальность «философ» можно было получить в Московском университете, Ленинградском университете, Киевском университете, и преподавание в них шло только на русском языке. Такой порядок существовал потому, что компартия хотела контролировать подготовку людей с системным мышлением, поскольку потом их направляли работать преподавателями марксизма-ленинизма в вузы и техникумы или брали на службу в партийные органы. Почему в Латвийском университете готовили преподавателей философии на латышском языке в количестве двадцать пять-тридцать человек в год при потребности вузов республики в одном-двух преподавателях – непонятно. Теперь стало ясно, что это была «тихая диверсия» местных национал-коммунистов, которые дальновидно готовили идеологические кадры для будущей «белой» Латвии.

Один мой хороший знакомый, глубоко русский по духу человек, учившийся на философском отделении университета, недавно рассказал, что преподаватели целенаправленно формировали националистические настроения в латышских студенческих группах. У них на факультете, например, не изучали курс истории КПСС, обязательный для всех других студентов. Практически все ходившие со мной на военную кафедру латыши с философского факультета стали в «белой» Латвии государственными чиновниками высокого ранга или идеологами национального движения. Не отстали от них и женщины. Жанетта Озолиня, например, после получения вузовского диплома защитила кандидатскую диссертацию по марксистско-ленинской эстетике и преподавала курс научного коммунизма. Потом она стала главным идеологом «латышской Латвии» и успешно давила все противоречащие этой концепции проявления вольнодумства в общественных науках страны. Это был явный случай принятия человеком на себя миссии волхва, проповедующего языческую веру в то, что существуют высшие и низшие этносы.

Стандартная студенческая стипендия в советское время равнялась в то время 40 рублям, повышенная, полагавшаяся отличникам, – 50 рублям. Этого, в принципе, хватало на питание, но для того, чтобы одеться, обуться и отдохнуть, студенты обычно подрабатывали. Это были ночные дежурства, работа грузчиком, инкассатором, чернорабочим на стройке.

Я первое время подрабатывал со старостой нашей студенческой группы Владимиром Куликом художником-оформителем в одной военной конторе. Все было хорошо, но однажды военные заказали нарисовать им большой плакат к празднику Великого Октября. Плакат в нашем исполнении оказался очень похожим на «Сеятеля», что сотворили Остап Бендер и Киса Воробьянинов из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова. Тот самый, который призывал приобретать облигации государственного займа индустриализации. С непыльной работы военные начальники нас с треском выгнали. Мы подались в студенческий отряд.

Каждые летние каникулы большинство мальчишек ездили в студенческие отряды подзаработать. Девчонки ездили в отряды больше в поисках романтики. Мне довелось съездить со студенческими отрядами в Астраханскую область, в г. Гагарин Смоленской области, в Шверин, что в ГДР, в Приднестровье, один раз работал на стройке в Риге.

Поскольку я пришел в университет после армии и имел опыт работы с людьми, в комитете комсомола мне сразу предложили руководить студенческими отрядами. Это было хлопотно, требовалось отвечать за жизнь и работу нескольких десятков, а потом и нескольких сотен человек, но интересно, а главное – позволяло наработать управленческий опыт.

У членов студенческих отрядов были своя форма, значки, нашивки. После работы все собирались у костра петь песни, танцевали под магнитофон, смотрели кинофильмы. Словом, полная романтика.

Раз, будучи руководителем объединенного латвийского студенческого строительного отряда в Смоленской области, я встречался с матерью первого космонавта – Анной Тимофеевной Гагариной. Она была дояркой и по-простому рассказывала, как ее сын рос, учился в школе, потом в военном училище. Юра был, по ее рассказам, простым деревенским парнем, который в силу своих духовных и волевых качеств выучился и стал космонавтом. Судя по фильмам и выступлениям, он был от природы очень обаятельным человеком. Своим полетом в космос и обаянием Юрий Гагарин удерживал вокруг коммунистических духовных ценностей миллионы людей не только в Советском Союзе, но и по всему миру.

Наш студенческий отряд был сформирован из представителей всех латвийских вузов, и мы строили жилой дом в Гагарине, поскольку город был объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. В нашем отряде были и латыши, и русские. В студенческом отряде я впервые прожил два месяца вместе со студентами-латышами. Все они были такими же советскими людьми, как и мы.

Как руководитель латвийского отряда я организовал для бойцов в ночь на 24 июня празднование Лиго с прыжками через костер и распиванием бутылочного пива, хотя в отряде был строгий сухой закон. Решил, что если отмечать праздник, то согласно существующим традициям. Лиго тогда воспринималось как местный советский праздник, и отмечали его в равной степени и латыши, и русские.