Заметим: сама «обычная» информация в правовых целях конкретизируется лишь изредка. Например, в конституции специальное, «тематическое» обозначение дано ей только в ст.24, где она представлена как сведения о личной жизни и в виде документов, непосредственно затрагивающих права и свободы гражданина.120

«Расшифровок» же на все возможные случаи может быть несчётное количество. Скажем, ещё есть информация техническая, о военных действиях, о движениях планет и т. д. Всё здесь конкретно, с наличием формы.

Можно обходиться и без «расшифровок»; но при этом нельзя допустить, чтобы информацию «брали» как предмет с размытым, расплывчатым обозначением смысла или того хуже – как предмет вообще. Именно в таком виде «обычная» информация вброшена в закон о СМИ. Поскольку там она лишена определённой формы, то невозможным становится и её превращение, переход к новой, другой форме. Из-за этого в массовой информации формальное не вызревает через форму «обычной» информации.

В конце концов не столь уж велика беда, если в законе забыли «нарядить» «обычную» информацию в её форму. Ситуация приобретает особую остроту от того, что формальное находят возможным не принимать в расчёт в целях «освобождения», полного освобождения предмета. Массовую информацию постарались «освободить» до невозможного – когда форме в ней уже не находится места и она исчезает. Остаётся «чистая» информация в том бестелесном и отвлечённом значении, какое сопряжено со словом «ничто». Тут, конечно, массовая информация уже и не может являться формой товара, а значит и – быть товаром. Поскольку же такое положение абсурдно, то остаётся больше выпячивать свободу массовой информации уже как сверхнеобыкновенное достояние новейшей современной демократии, называть продукцию тиражами и доходить до многих других подобных нелепостей.

Упомянутая ст.42 конституции, между прочим, особенно любопытна ещё тем, что это единственное в правовой российской литературе место, где право на «обычную» информацию в её конкретном обозначении предоставлено де-юре. Больше того, там подчёркнуто, что в отношении окружающей среды информация должна быть достоверной. В таком её качественном «исполнении» она безоговорочно всегда и повсюду воспринимается как сущее благо, достигнутое будто бы чьими-то очень энергичными и безусловно правильными действиями в рамках демократических или иных столь же нужных обществу преобразований.

Детальное рассмотрение этой нормы не может не привести к выводу, что хотя из неё также выглядывает лоббистский знак, но чиновничье рвение здесь можно, пожалуй, даже не осуждать, – настолько всё тут невинно. И право само по себе, и достоверность – вещи хорошие, а, записанные в конституции, они – хороши вдвойне. По этой причине ошибочное в норме практически неразличимо. А оно-то состоит всего лишь в невозможности правового контроля над предоставлением информации и её достоверностью. – Нужны были бы неимоверные усилия государства, а также, возможно, и общественности, чтобы справиться с такой задачей, и в целом эти усилия ничего бы не дали. Ведь если говорить о тех же сведениях по части окружающей среды, то их можно предоставить кому-то или всему обществу не все из имеющихся, а – не полностью. А что бы значило предоставлять их достоверными? Кто стал бы определять их соответствие этому как будто бы желательному качеству?

«Как будто» – потому что нашлись бы, наверное, люди, которые вправе считать некоторые достоверные сведения малодостоверными или недостоверными полностью.

Из-за такой «нарастающей» неопределённости «обычная» информация, даже взятая в конкретном виде и «в достоверности», не может быть предназначаема к употреблению через право на неё. Это право существует как идеал, но на самом деле его не может быть. Что и видно из конституции, где в целом право на информацию не установлено. Когда же пытаются его «разрабатывать», то, естественно, такие усилия обречены оставаться бесплодными, что мы уже и видели на примере со специальным законом. В равной степени бесполезны и всячески обставляемые «необходимостью» требования права на информацию, в том числе – со стороны нередко «буйствующих» интеллигентов, политиков и правозащитников. В этой области их удел – красоваться на обществе с помощью демагогии.

Но из-за того, что право на информацию – идеал, озабоченность по отношению к нему не переводится, и в его «покорении» иногда кое-кому даже выпадает «удача». Тут не брезгуют ничем, и если бывает нужно «целесообразное» выскрести хоть откуда, его, не стыдясь и не краснея, выскребут и перед вами положат. Даже доходит до ссылок на конституцию – как на «последнюю инстанцию». Здесь хуже всего то, что на подлог осмеливаются и разработчики законов. Вот образчик их усердия: в уже упомянутом законе «О государственной поддержке средств массовой информации и книгоиздания Российской Федерации» записано:

Конец ознакомительного фрагмента.