Стабильность, как бы она ни была продолжительна и значима, когда-то обязательно бывает «развалена». Это – судьба всякой формы. Каким бы ни было содержание вещей или понятий, распознать его удаётся только в том случае, когда оно в чём-то «воплощено», имеет «признаки». Они и «образуют» форму, где их стабилизация проявляется в наибольшей степени, но никогда не становится абсолютной. Соответственно и форма всегда относительна, «коротка». На практике этим положением нельзя пренебрегать из-за обманчивых «обещаний», скрываемых за формой.

Что такое массовая информация в законе о СМИ?

Хотя нам уже многое теперь о ней известно, однако действительно ли она – главный для него предмет? Выше предлагалось рассматривать её именно в таком качестве – как форму, согласно ст.2 закона о СМИ содержащую («вмещающую») материалы и сообщения. Но законом установлены обозначения основных понятий не для действий с массовой информацией, а для наполняемых ею средств. И формой («cосудами») теперь избираются газеты, теле– и радиопрограммы и проч. Возражать этому вроде как неуместно. Всё-таки запись дана в законе.

И тем не менее – из-за чего формальное сделано по отношению к массовой информации устранённым, отброшено? Ведь это же не только «чистая» информация или предмет «вообще»; в нём налицо масса признаков, отличий, конкретики, на что указывают и само сочетание двух слов, употребляемое как реальная «вещественность», и его трактовка в законе. Конкретное «образовало» форму, и она должна быть если и не «прилажена» к закону, то, по крайней мере, основательно раскрыта. – Что могло мешать этому?

Снова обратимся к ст.1 закона о СМИ и прикинем: разве свобода здесь отнесена впрямую к массовой информации? – Вопреки содержанию, которым наполнена формулировка темы статьи, настоящее, «целевое» в ней – дать простор для деятельности медийной отрасли в лице хозяйствующих там субъектов и организаций. По существу провозглашена свобода только этой деятельности – не больше.

Нетрудно догадаться, что «поворот на 180 градусов» от деятельности был предпринят как «невинный» младенческий кураж: дитя (закон) тешилось в отсутствие матери (конституции). Вот что записано в ч.1 ст.8 основного закона:

В Российской Федерации гарантируется единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств, поддержка конкуренции, свобода экономической деятельности.

Нет необходимости приводить для сличения с этим текстом схожую с ним по тематике 1-ю статью закона о СМИ. Тем более, что в связи с уяснением терминов «поиск», «получение» и т. д. о ней уже было рассказано достаточно подробно. Но нельзя не удивиться вот чему: свободы для товаров ни в ст.8, ни где-либо в других местах конституции не «отпущено». А в её ст.29, ч.5 установлена гарантия свободы для такой массовой информации, которая взята как бы сама по себе и как будто относится вовсе не к товарам. А ещё раньше массовая информация стала свободной в ст.1 закона о СМИ, где тоже недвусмысленно размещена «в стороне» от товаров.

Вывод отсюда напрашивается следующий: свобода массовой информации как свобода товара (не его передвижения!) провозглашена в законе о СМИ скрытно и вопреки основному закону (анонсом; – однако это дела не меняет). И то, что гарантия по конституции для такого товара лоббировалась, не вызывает больше никаких сомнений.

Российскому обществу преподнесён наглядный урок того, как можно по-чиновничьи, «просто», не считаясь ни с чем, взять да и на всю катушку «освободить» предмет, как бы имея в виду необыкновенную государственную «важность» этого «прогрессивного» «правового» акта у себя в стране, а также, разумеется, ещё и – в глазах мирового сообщества. Ведь полное освобождение даже по отношению к человеку невозможно, на что уж велики здесь бывают его претензии.

Его освобождают114 из-под ареста, от чьей-то зависимости, от угнетения, от нищеты. Если же его освобождать от его денег, жилья, работы, от воздуха, от его собственного тела, от жизни, то он сам возопиет от такой, с позволения сказать, свободы, не говоря уж – о гарантиях освобождения. Полностью освобождённый человек был бы всего лишь фикцией без каких-либо признаков не только человеческого, но и вещественного.

Таким же образом должен будет преображаться ввиду приобретения своей полной «свободности» любой предмет в его «овеществлённом» виде. Не исключая и тех, что «обращаются» в демократическом правовом пространстве.

Если бы массовая информация стала свободной115, то это бы значило, что она нестабильна, «разобрана», что у неё нет формы, что это – «чистая» информация, информация вообще. Кому она такая нужна? Что с ней делать? Сравнить её можно было бы разве что с такой же бесполезной отвлечённостью как уже встречавшаяся нам гласность.116 – Если отрицать товарность массовой информации, то вместо неё пришлось бы выдумать какое-то другое предметное качество. Именно выдумать, раз массовую информацию невозможно не считать каким-то из полезных предметов, «протаскиваемых» через производственный оборот и предназначаемых к употреблению в гражданском обществе. Только зачем же идти на выдумку? Хотя в законе о СМИ товарность и не названа, она там присутствует, будучи обговорена во многих деталях. – Наконец, если массовую информацию представлять не предметно, а всего лишь понятием, то и в этом случае она должна иметь различимые, узнаваемые сознанием признаки, или, говоря проще, – обладать формой. Ведь в этом понятии «содержится» тот же предмет, существующий как товар.

Какие бы ещё другие уловки по сокрытию товарности ни предлагались, массовая информация остаётся в неизменном своём положении – «неосвобождённой». Только в одном случае она всё-таки имела бы «право» на свободу – если бы не существовала как товар. Но нереально само такое условие. Поскольку она производится направленно, для неограниченного круга лиц – для потребителей.

Гарантирование свободы по конституции также ничего не изменило по существу. В какой степени свобода массовой информации гарантируется? Вся целиком?