Правосознание или действие публичного права здесь пока предстаёт лишь как нагромождение «цивилизационных» терминов над естественным, природным правом людей, как своебразная дань современной политической моде, просто – как декларация; провозглашением свободы и её гарантированием публичному, государственному праву обеспечена только его номинальность. – И без неё или с нею данная от рождения человеку свобода слова (свобода суждений) всегда остаётся неотчуждаемой и беззащитной одновременно.

Как мы знаем, в рамках естественного права в обществе ответствен быть никто не может. Поэтому и не слышно об исках или судебных разбирательствах по предмету свободы слова.17

И любые разговоры или целые кампании-говорильни о соблюдении данной ипостаси в непорочно-девственном положении, о допускаемых кем-то зажимах её, нехватках, покушениях на неё, а также – об излишествах могут иметь цену, лишь будучи позывами ко нравам, к совести, к благоразумию, и только в этих розовых туманах по ним уже или не воздаётся или воздаётся кому чего.

Не где-то в тяжёлой мудрящей учёности, а именно здесь, в устоенной, увековеченной сфере общественной жизни она и находится и служит, когда бывает достаточно уяснена, к общей и несомненной пользе.

Не случайно в конституции РФ о принципах проявляемости или, по-другому, – о «статусе» любой из тех свобод, которые необходимы гражданам, сделана специальная запись в таком вот сугубо неоконкреченном виде:

Статья 18

…свободы… являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием.

Можно ли быть уверенными, что данному истолкованию, более метафизическому, нежели – правовому, захотят на 100 процентов следовать те, которым предписано исходить из него? Такой уверенности быть не должно. Всегда поступают на отмеренный лад – сообразно каждой конкретной надобности. И вовсе не исключены отклонения от «нормы» на те же 100 процентов. А примечательно тут следующее: даже в худших случаях свобод, если в них выражается право, не становится меньше или больше, – всё зависит лишь от предрасположения к ним, от их совокупного осознания обязательно всем обществом, – осознания, закрепляемого как в специальных законах, так ещё, сверх того, и в нормах морали и нравственности…

И свобода слова ничем от других свобод не отличается. Разговоры о ней, как правило в тональности её отъёма недоброжелателями, в моде повсюду в мире, в том числе в нашей стране. Ими «начиняются» разного рода коллоквиумы, «круглые столы», уличные демонстрации, слушания и запросы в парламентах. А часто их устраивают и как балаганные шоу – просто для заморочки обывателей. Но в конечном счёте все выясняемые там вопросы не находят «прямых» решений; как yже сказано, к ним надо обязательно идти лишь косвенным путём – через этику. Именно это подтверждено в конституции РФ.

Что до свободы слова в её соотношении с законом о СМИ (в его первоначальном виде), то он вовсе не её «выжимка», как вроде бы можно его рассматривать, не «сын» ей, хотя она и готова быть лучшей колыбелью и самой надёжной подпорой на всём протяжении срока, в котором ему суждено действовать. Хорошо в нём было бы уже то, если бы его «следование» «норме» выражалось величиною, как можно более соотносимой не с декларациями и чьими-то «узкими» пожеланиями или пристрастиями, пусть даже и «вшитыми» в его ткань, а – со здравым житейским смыслом. – В своём месте нам предстоит углублённее порассуждать именно в плане такой насущной необходимости.

Она тоже почти всегда воспринимается как понятие со странной и нелегко разбираемой статью в приложении к публичному праву.

Уловить разницу между нею и свободой слова стоит напряжения, – так они, кажется, близки друг другу.

Скажут: «гласность», и могут подразумевать или уже считать её за свободу слова. Равно как и наоборот. Смотря по тому, каков характер «применения». Их, бывает, пакуют и в один мешок, а то и перемешивая одну в другой, полагая, видимо, что тут можно и не церемониться и обойтись упрощением, наподобие следующего: позволяется всегда открыто употреблять слова и выражения без оглядки на их восприятие другими.

Желание упаковать вместе и ту и другую заметно, в частности, в названии общественного российского фонда защиты гласности: у него запрограммированные полномочия – звонить во все колокола при ограничениях свободы слова. – Того, однако, ещё мало: можно ли всерьёз вести разговор о защите как направленном действии, если её воплощаемость не выглядит отчётливо, – не ясна? Ведь, как увидим далее, у гласности вовсе нет никакой предметности. Её защита в таком случае «держится» только на голом политизированном или номинальном смысле. – …Но – всё по порядку.