При столкновении интересов каждую из сторон конфликта можно было бы заподозрить в некоторой тенденциозности и сгущении красок. Однако справедливость основных обвинений и претензий армянского купечества подтвердил новый астраханский губернатор В. В. Неронов, пославший в Сенат обстоятельное донесение от 10 апреля 1761 г.

Неронов успел собрать множество доказательств недобросовестного исполнения руководством Персидской компании своих обязанностей и прямых нарушений условий контракта. В его глазах наиболее серьезным проступком явилось неисполнение обязательства по обеспечению поставок золота и серебра на Монетный двор в Петербург в счет полученных из казны денег. Как выяснилось из донесения Монетной экспедиции, решение о выделении компании 100 тыс. руб. сроком на 10 лет специально на эти цели было принято на самом верху, Конференцией при высочайшем дворе, видимо, уже после официального образования Персидской компании [69] . Последняя успела получить треть этой суммы (более 32 тыс. руб.) в 1759–1760 гг., но и не подумала расплатиться с казной золотой и серебряной монетой. Собственно, даже при всем желании она не могла этого сделать, не приступая к возобновлению торговых операций с Персией в необходимых объемах и довольствуясь небольшими розничными закупками персидских товаров только в пределах Астрахани. Согласно справке астраханской таможни, компания в 1760 г. израсходовала на это всего лишь 26 тыс. 911 руб. [70]

Губернатор, вникнув в ситуацию, еще более прояснившуюся после смерти Ф. И. Кобякова, счел необходимым поделиться своими мрачными предположениями: «А может быть, те казенные деньги остались у них, обер-директора и директоров, для их собственного по их известному несостоянию содержания, ибо по смерти перваго их знатного компанейщика, вышеписанного Кобякова, капитала и пажити, кроме дворов, по осмотру за казенной долг не оказалось и на две тысячи рублев. Ево ж, Кобякова, в ту компанию капитал положен не наличными деньгами, но взятыми от прежней Судовой компании морскими судами, кои обыкновенно тленности подвержаны, а особливо чрез долгое употребление по ветхости их едва ль поныне и годны быть могут» [71] . Неронов, перечисляя известные ему факты, обращал внимание на присущий действиям директоров компании авантюризм, а некоторые их поступки называл не иначе как «плутовскими». Едва ли он мог подобрать более мягкие выражения, описывая, например, эпизод с инсценировкой ограбления обоза с золотом и серебром, якобы отправленного из Сызрани Ф. И. Кобякову. В действительности обоз никто и не думал снаряжать из-за отсутствия выменянного золота и серебра. Уловка потребовалась лишь для того, чтобы уверить петербургскую Монетную экспедицию в его наличии, сославшись при этом на трудности и опасности транспортировки в Петербург драгоценного груза.

В. Неронов не ожидал от Персидской компании перехода к активным действиям и в 1761 г., поскольку не заметил ни малейших признаков подготовки ее судов к началу весенней навигации. Не следовало рассчитывать и на приток капиталов извне. Никто из российских купцов, «…паче же московских, от которых великие торги в Персию были…», не пожелал в нее записаться. «И по сему явно, что за не отпуском той компании товаров персидской пред сим великой торг совсем подорван и истреблен…», – пришел он к неутешительному выводу [72] . Единственным спасительным средством в сложившихся обстоятельствах могла бы стать незамедлительная отмена предоставленной компании торговой монополии хотя бы на 1761 г., считал астраханский губернатор, о чем и доложил Сенату. Временная отмена привилегии позволила бы предотвратить разорение многочисленных купцов и мещан, причем не только местных, но и прибывших из различных российских «верховых» городов с готовыми для отправки в Персию товарами.

Обоснованность претензий владельцев шелкоткацких мануфактур к Персидской компании, виновной в резком сокращении импорта шелка-сырца и его подорожании на российском рынке, подтвердил отряженный Сенатом в Мануфактур-коллегию для «поправления российских фабрик» надворный советник Д. М. Одар [73] .

В довершении всех бед, свалившихся на шелкоткацких мануфактуристов, правительство указом от 28 января 1760 г. предоставило исключительную привилегию на беспошлинную торговлю шелком компании Н. Т. Шемякина, взявшей на откуп все таможенные сборы в стране (о чем подробнее будет сказано ниже) [74] . Указ распространил действие привилегии и на все три торговые компании-монополии, включая Персидскую. К тому же Шемякин вопреки громким обещаниям так и не привез в Россию ни пуда шелка [75] . Формально от пошлин освобождались и владельцы мануфактур, имевших право самостоятельно закупать шелк-сырец только для нужд своих фабрик. Однако реализовать это право им было крайне затруднительно из-за отсутствия реальных возможностей вести самостоятельную внешнюю торговлю. Поэтому вводимая указом в интересах компании Шемякина высокая ввозная пошлина на шелк-сырец – 23 % от стоимости – неминуемо сказалась на его удорожании на российском рынке. Данное обстоятельство увеличило число недовольных проводимой правительством политикой ограничения свободы торговли и раздачи привилегий узкой группе лиц.

Усилившиеся в торгово-промышленной среде протестные настроения стали находить все большее понимание и у представителей бюрократии. В их числе – астраханский губернатор В. В. Неронов. К его голосу прислушались и в более высоких правительственных сферах.

В Сенате при обсуждении 15 июня, 4 и 10 июля 1761 г. жалобы армянских купцов и мнения астраханского губернатора наряду с донесениями различных ведомств (Коммерц- и Мануфактур-коллегий, Комиссии о коммерции) большинство сенаторов высказалось за отмену монополии Персидской компании и возобновление свободы торговли с Персией. Причем вопрос о полной ликвидации компании тогда еще не ставился. Соответствующий протокол подписали кн. М. И. Шаховской, И. И. Костюрин, гр. Р. И. Воронцов, гр. А. И. Шувалов, И. И. Неплюев. Однако для представления на подпись императрицы сенатского доклада требовалось полное согласие всех сенаторов. Его достичь так и не удалось. Высказались против А. Г. Жеребцов и бывший генерал-прокурор Сената кн. Н. Ю. Трубецкой. Первый использовал для возражений сомнительные аргументы формально-правового характера, а второй, будучи в то время во главе Сената, видимо, не хотел признавать ошибочность изначально занятой позиции в отношении Персидской компании. Кроме того, под разными предлогами уклонились от подписания протокола гр. П. И. Шувалов и гр. М. И. Воронцов [76] .

Весьма вероятно, не последнюю роль в принятом большинством сенаторов решении сыграло мнение конференц-секретаря Д. В. Волкова, высказанное им в письме президенту Комиссии о коммерции И. Г. Чернышеву от 19 декабря 1760 г. [77] На письме отсутствовала печать конфиденциальности. Скорее наоборот. В нем как в сугубо деловом послании изложены некоторые принципы будущей экономической концепции правительства, с которыми вполне могли быть ознакомлены и другие лица, причастные к выработке правительственной линии.

Так, Д. В. Волков коснулся проблемы «персидского торга». Мимо него как секретаря Конференции при высочайшем дворе не могла пройти коллективная челобитная армянского купечества, написанная приблизительно двумя месяцами ранее. Возможно, он располагал и другими источниками информации на этот счет. Во всяком случае, его краткие и выразительные оценки выдают не только хорошую осведомленность, но и умение сформулировать необходимые выводы.

Заключение Д. В. Волкова по отношению к Персидской компании звучало резко и категорично: «…По странному несчастью или потому, что экономические дела с политическими соглашаемы не были, отдан сей торг в такую компанию, что директорским сей компании именем можно честнаго человека выбранить, которая сама собою никакой коммерции производить не может, а всем другим препятствует, и сей полезной торг совсем остановила» [78] . Волков не мог или не считал нужным дать разумное объяснение этому факту. Его недоумение усиливалось нежеланием власти воспользоваться «замешанием» в Персии и «…ко обогащению государства населить Астрахань, Кизляр, Царицын и другия ближния к Астрахани места как разными персидскими художниками [79] , так и самими капиталистами». Напротив, получен противоположный результат: «…Астрахань обедняла, а и поселившиеся тамо богатые иностранцы разъехались» [80] . Обходя стороной, видимо, вполне известные ему самому причины случившегося, Волков лишь обращал внимание на высокую цену, заплаченную в свое время Россией за право для своих подданных беспрепятственно и беспошлинно торговать на всей территории Персии. Кроме того, он особо подчеркивал изначально присущий «персидскому торгу» свободный характер: «Толь свободный торг и толь дорого купленный, принадлежит всему государству, и какие тамо разорения и грабежи ни были, сия часть коммерции всегда, однако ж, была велика, и многия тысячи людей питались оною» [81] .

Вытекавшие отсюда лаконично сформулированные предложения предусматривали следующие меры: 1) решительную и немедленную ликвидацию Персидской компании без сожалению потраченных на нее 100 тыс. руб. казенных денег, «…ибо к получению оных и без того надежды нет»; 2) установление на несколько лет беспошлинного режима для астраханского порта, «…ибо пошлин собирается тамо и без того мало»; 3) предоставление привилегии «разным около Астрахани лежащим местам» на 20 или 30 лет с целью привлечения туда иностранцев, которых надлежало освободить от любых налогов и податей и предоставить право на беспрепятственное заведение любых фабрик.