И он вышел, тем же решительным шагом, что и вошел, и Иван двинулся за ним, он не успел даже прихватить пальто, а ведь осторожное тепло, которое прокралось в этот день, так же крадучись ушло. Было сыро, как осенью. Как, по воспоминаниям, было в той Югославии, которую он покинул ради Швеции в шестидесятых и граница которой с Венгрией проходила по реке под названием Драва. Теперь он спешил догнать старшего сына – у ресторана, носящего то же название.

– Лео, постой.

– Извини, у меня правда нет времени. Встреча.

– Но у тебя много денег.

Это заставило его остановиться.

– По-твоему, что-то не так, папа?

– Да, всего через несколько часов после освобождения – не так. Я думал…

Иван замолчал, и Лео понял, почему. К ним приближались, ежась от холода и сунув руки в карманы курток, двое мужчин лет пятидесяти. Оба кивнули Ивану, словно знали его, он кивнул в ответ, так бывало нередко, люди пытались, сами не сознавая почему, держать себя с ним дружелюбно.

– …что ты сжег все в той проклятой печке, перед нашим арестом.

– Нашел сегодня в лесу. Если правильно искать, они растут чуть ли не везде.

Быстрый взгляд на окна ресторана «Драва». Стоят там, не скрываясь, и злобно пялятся на них, Даксо и его ледяная жена, даже притворяться перестали.

– И… ради чего все это, папа?

– Что?

– Почему было так важно пригласить меня на обед? Проконтролировать? Поинтересоваться моими планами на будущее?

Позади любопытной парочки рестораторов светился голубым телевизор. Еще кадры с места ограбления.

– Я понимаю. Ты сидел, смотрел новости. Не беспокойся. Я к этому дерьму отношения не имею.

Он огляделся, в основном чтобы избежать отцовского взгляда – взгляда, который мог увидеть больше.

В столице начинался вечер. Но как поразительно пустынно, тихо.

– Папа, я сегодня вышел на свободу. Ты правда думаешь, что я сразу же пойду на ограбление? Даже тот легавый в это не верит, за мной абсолютно никто не следит.

– Ты опоздал. А теперь куда-то торопишься. Сегодня, у ворот, у меня было чувство… я как будто пытался уговорить тебя. Как в прошлый раз. Не делать этого. Тогда ты остался в живых.

Отец, убежденный, что спас сыну жизнь.

Сын, когда-то убежденный, что спас жизнь своей матери.

– Папа, не смешивай наши ковры.

Он дернулся, его отец.

– Ты это о чем, Лео?

– А ты не помнишь? Как я приходил к тебе в тюрьму?

Они помнили, оба.

И все же старший покачал головой.

– Нет.

– Не помнишь?

– Про ковры не помню.

– Не помнишь, как бывает, когда кто-нибудь верит, что спас жизнь – а потом как кто-нибудь другой просто выдергивает ее из-под него?

Гигантский телевизор за ресторанным окном. Выпуск новостей перешел к остальному миру. Виды небоскреба ООН в Нью-Йорке, смешанные с нарезкой кадров какой-то где-то войны.

Вот тут-то Лео впервые улыбнулся.

– Слушай, да не беспокойся ты так. Окажись я сегодня в том магазине, там такого не случилось бы. Когда я участвую в деле, перестрелок не бывает. Мои напарники не погибают.

– Лео, никогда больше не делай этого! Срок, следующий срок – этому не будет конца!

– Меня там не было. Я же сейчас здесь, верно?

– Никогда в жизни, ясно? Вам всем в прошлый раз чертовски повезло. Вы украли двести двадцать один автомат, ограбили до фига инкассаторских машин и банков, потом взорвали бомбу в центре Стокгольма. Но тебя, Лео, приговорили только за ограбление двух банков! Феликса и Винсента – вообще за один-единственный банк! Столько же дали и мне, мне, который присоединился к вам в самом конце. Это же невероятное везение. Прокурор работал спустя рукава. Но ты пойми одну вещь: за те годы, что вы сидели по разным тюрьмам, срок давности вовсе не истек. Горы бумаг по-прежнему лежат в толстых папках и ждут своего часа. Если ты, или вы, снова возьметесь за старое, ты, или вы, рискуете в следующий раз сесть за все. И когда тебя выпустят, тебе будет столько же, сколько мне сейчас.

Новый взгляд на окно. Прекратили шпионить. Даксо протирал бокалы, его женушка расставляла солонки.

– Посмотри на меня, Лео.

Иван поймал взгляд сына, подождал, удостоверился, что контакт установлен.

– Ты можешь измениться. Как изменился я.

– Значит, какой я есть, я тебя не устраиваю?

– Тебе не обязательно повторять… меня, Лео. Любой может измениться. Даже я! Если только ты обратишься за помощью к своей воле. Воли, которые сталкиваются, помнишь? Как я показывал тебе, когда ты был маленьким. Когда учил тебя медвежьим пляскам.