– И большой живот, – вставил Ручкин.

– Да ну тебя. Ничего ты не понимаешь в культуре пития и пивоварения, – обиделся историк.

– Ладно, господа, идите пить чай, – позвал всех к столу журналист.

Они сидели на кухне, разговаривали, не спеша пили чай с бутербродами. Зельт с опаской смотрел на колбасу, но потом всё-таки решил откусить кусочек.

– Что? – спросил Геннадий Викторович у пришельца. – Вы не едите колбасу?

– Нет. Запрещено Международным союзом охраны здоровья Алтории.

– Ешь-ешь, – усмехнулся Пётр Алексеевич, – мы тебе ещё с собой дадим, привезешь к себе на планету полный корабль контрабанды.

Журналист с историком громко рассмеялись.

– А теперь о серьёзном, – отсмеявшись, произнёс Ручкин. – Как выглядит эта сфера, в которой исходник? Какого она размера?

– Не знаю, – пожав плечами, ответил Зельт.

– Так как я его тогда найду?

Инопланетянин достал из кармана маленький чёрный кубик и протянул его журналисту.

– Что это? – взяв странный предмет в руки, спросил Пётр Алексеевич.

Кубик был небольшой, с высотой грани не больше сантиметра, гладкий и абсолютно чёрный.

– Это датчик, – пояснил пришелец. – Когда ты будешь находиться в пятидесяти метрах от исходника, он загорится зелёным цветом. Когда в десяти – красным.

– Ты представляешь себе размер пещер? – спросил Ручкин, поставив датчик на стол. – С такими дистанциями я могу искать ваш исходник вечность. А что если он вообще находится в сотнях метров под землей? Ведь сколько лет прошло.

– Адам и Ева были не дураки, он наверняка где-то на самом видном месте, просто хорошо замаскирован, – начал размышлять Зельт. – Как вариант, он может находиться у какого-нибудь человека, который передаёт его из поколение в поколение.

– Ещё один хранитель? – спросил Монахов.

– Хочешь, назови его так, – ответил пришелец.

– Как-то слишком много хранителей стало в моей жизни, – произнёс Ручкин.

– Так ты сам один из них, – напомнил ему Монахов.

– Уже нет. И больше им быть не хочу.

– В любом случае тебе нужно в пещеры с датчиком, сидя тут, мы ничего не найдём, – высказался инопланетянин.

– Завтра с утра и поеду. Пересеку границу – и сразу в Новый Афон2. Ни к чему сейчас уже к вечеру ехать.

– Скажи, Пётр, – немного замявшись и закусив нижнюю губу, спросил Зельт, – а почему ты мне помогаешь?

– А кто, если не я? – удивлённо ответил Ручкин.

– Понимаю. И всё же?

– Иначе бы этот визит на нашу планету для тебя бы плохо кончился.

– Ты увидел это во сне?

– Да.

– А что ещё ты увидел, что без колебаний мне помогаешь? Что-то про Алторию? С ней что-то случится? Или с Землёй?

– То есть здоровый альтруизм ты не примешь как ответ?

– Нет, я же вижу, ты что-то не договариваешь.

– Мой ответ тебе не очень понравится, он и мне не очень нравится. Так что давай закроем этот вопрос до поры до времени. Задача у нас одна – найти исходник, и тогда всё будет хорошо.

– Я тебя понял, Пётр, – произнёс Зельт, грустно посмотрев журналисту в глаза.

– Что-то вы совсем скучные стали, – подал голос Геннадий Викторович. – Я тут заприметил недалеко один магазинчик, когда мы ехали, предлагаю устроить небольшой праздник, – весело проговорил он.

– Проще говоря, выпить, – пояснил для Зельта Ручкин.

– Да! – весело воскликнул историк.

Проснулся Пётр Алексеевич рано. Вчера весело провели вечер, но Ручкин, памятуя о сегодняшней поездке, много не употреблял, чего нельзя сказать о Монахове. Тот разбушевался вчера на славу, еле остановили. В конце концов ему даже удалось уговорить Зельта выпить кружку пива. Тот сначала кривился, а потом вошёл во вкус и даже пытался петь песни на своём языке. Расплата наступила ближе к ночи. Инопланетянина мутило и рвало.

Монахов с пришельцем ещё спали. Ручкин тихо собрался, умылся, позавтракал и накинул на себя пальто. Неожиданно в коридоре появился проснувшийся инопланетянин. Он облокотился на дверной косяк и попытался сконцентрировать взгляд на журналисте. Зрелище было смешное. Маленький инопланетянин на худеньких фиолетовых ножках в семейных трусах в горошек и белой майке.

– Классный прикид! Где взял? – подколол пришельца Пётр Алексеевич.

Зельт внимательно оглядел себя, поправил майку, облизнул пересохшие губы и произнёс: