Это была заслуга Хаулэнда. Хаффнер снизил норму до половины бутылки в день и был полон сил. Получив работу, занявшую все его мысли, он вместе с тем приобрел стимул к жизни. Рэндолф пообещал ему, что, когда завершится их общая акция, он предоставит Хаффнеру все условия, в том числе деньги, для экспериментов на мозге - и человека, и животного, - о которых он так мечтал. К удивлению Хаулэнда, Рэндолфа очень привлекла идея содействия еще одной научной работе.

– Мы поступаем правильно, - говорил он с пафосом.
– Мы, мужи науки, употреблю уместную здесь, на мой взгляд, бюрократическую фразу - должны заявлять свои права на материальные ценности Галактики. Да и в конце концов, если не субсидировать науку, не будет и богатства в Галактике. Ее развитие остановится на примитивном уровне, у нас будут отрезаны все пути в глубины Вселенной. Человек так и будет копаться в грязи за каждодневный кусок хлеба.

У Хаффнера так все устроилось, что теперь он работал с более жизнерадостным настроением, чем все предыдущие годы, отданные кропотливым исследованиям по вирусам. Он и Хаулэнд должны были создать в достаточном количестве готовый продукт, которым был бы доволен Рэндолф. Это требовало времени. Они работали днем и ночью, почти не выходя из лаборатории. Рэндолф все время напоминал им, бросая выразительный взгляд на настенный календарь, что время истекает и поджимает.

Другие группы людей, работавшие под командованием Мэллоу, выполняли полученные задания из всего общего комплекса приготовлений и отчитывались перед руководителями подкомиссий, избранными на том первом, ознакомительном собрании. Над всеми господствовало влияние профессора Рэндолфа, которое каждый чувствовал на себе почти физически, хотя Рэндолф подгонял, ободрял, принуждал и ругал всех на расстоянии. Намеченный день приближался.

От перенапряжения и недосыпания Хаулэнд стал бледным, замученным и нервным. Он, как никто другой, нуждался в верном товарище. Вилли Хаффнер был хорошим помощником, но Хаулэнд был далек от полного доверия к начавшему исправляться пьянице. Горькое сознание того, что он вовлечен в подробно разрабатываемую криминальную операцию, раздражало Хаулэнда, делало его несдержанным и замкнутым - то ли из-за боязни провала, то ли по какой-то другой причине. Все было правильно - правильно - говорил он себе сто раз в день - растрачиваемые впустую деньги Галактики должны быть использованы в более чистых, разумных целях.

Сейчас, в период тяжелой работы и тревожного ожидания, Хаулэнд вспоминал те далекие печальные дни перед рождеством, когда он был мальчиком и должен был жестко экономить деньги, заработанные им на случайной работе в деревне после школы. Его родители оба давно умерли, и он после деревенской школы сам пробивал себе дорогу к образованию, пока не достиг нынешнего высокого положения. Каждый шаг на этом пути требовал от него большого труда. Теперь он выглядел перед всеми мягким и скромным человеком, но у него был решительный, твердый характер - свидетельством тому были успехи, которых он добился самовоспитанием. Вокруг во всех областях науки было много энергичных, сильных, блестяще образованных, напористых молодых ученых, способных встать у него на пути.

Дав согласие работать с Рэндолфом, выдающимся ученым, занимавшимся вопросами происхождения жизни, Хаулэнд понимал, что ему здорово повезло. Тем более, что Рэндолф рассказал о своем замысле и возможности создавать жизнь - и это для Питера, пожалуй, было самым большим соблазном. Все шло хорошо, Хаулэнд нисколько не сожалел о переходе на новое место, пока их всех не оглушили сообщением о том, что они не получат фонд Максвелла.

Ну ладно, после того, как они уже... уже украдут эти проклятые деньги, они смогут завершить свою работу на Поучалин-9 и тогда он, Хаулэнд, вернется назад как ученый с мировым именем и сможет сам определить свою собственную карьеру - перспектива научной самостоятельности имела для него решающее значение.

Погода была отвратительной уже две недели. Монотонно падал снег, у всех людей был пасмурный вид, на их лицах лежала озабоченность тем, как бы не забыть регулярно принимать таблетки против простуды. Небо над головой, когда его можно было рассмотреть сквозь снежные хлопья, напоминало какую-то громадную кастрюлю, крышку с которой снял сам дьявол, чтобы сыпать и сыпать снег вниз на Землю.

Однажды днем в длинной, ярко освещенной лаборатории зазвенел телефон. Хаулэнд поднял трубку и раздраженно ответил, придерживая одной рукой листок с какими-то расчетами на колене.

– Док Хаулэнд?

– Да. Кто это?

– Слушай, док. Встретимся сегодня ночью ровно в 11:30. Улица Сириуса, 711, подняться по лестнице, первая дверь слева. Запомнил?
– звонивший сделал паузу, потом добавил: - И не говори никому!

– Кто это? Что значит - встретимся?

– Больше нет времени, док. Обязательно приходи, понял? Иначе не оберешься неприятностей.

И связь прервалась. Хаулэнд положил трубку, испытывая такое чувство, как будто поговорил с сумасшедшим. Хаффнер в это время суетливо бегал по лаборатории и, держа в руке пробирку с бактериями в питательной среде, подошел ближе к свету.

– Новая партия ведет себя прекрасно, Питер. Но что случилось? Плохо себя чувствуешь?

Хаулэнду снова послышался хриплый, сухой голос, строго предупредивший: "И не говори никому!"

– Нет, нет, Вилли. Просто устал. Эти привередливые аудиовирусы, над которыми мы бьемся, коварные и хитрые скотинки.

– Но мы почти у цели, - в противоположность бледному и утомленному Хаулэнду, Хаффнер сейчас выглядел уверенным и спокойным, что, на первый взгляд, казалось странным.
– Мы можем начать производство, причем в таком количестве, какое нужно Рэндолфу, - Хаффнер усмехнулся и добавил: - Если только последняя партия окажется оптимальной.