Буду жить, как все и на всякий случай готовиться к грядущим неприятностям, связанным со своей попыткой изменить историю Родины с помощью Романова Г. В. или ждать бедствий страны, как в моей прежней жизни.

Похороны.

Хоронили Петра Петровича в закрытом гробу в один день с Григорием Васильевичем. Похороны Романова были общегородскими, и траурные мероприятия были обставлены с помпой. Даже один из девятых классов отправили для участия в массовке для колонны, составленной из учащихся города.

Ксенофонтова провожали тоже с размахом. По-видимому, организацией похорон занимались представители завода, на котором проработал долгие годы погибший. Много было ветеранов и участников Великой Отечественной войны, надевших свои награды. Народу собралось очень много. Даже был выделен Почетный караул - взвод третьего курса от артиллерийского училища. Прощание проходило в заводском Доме культуры. В фойе, украшенном траурными лентами и флагами, стоял закрытый гроб с фотографией покойного, обставленный многочисленными венками. У гроба стояли и сидели многочисленные родственники. Женщины в черных платках плакали.

Мы с тетей стояли в сторонке, не приближаясь к родственникам, коллегам или официальным лицам. Она держала меня под руку, периодически прикладывая платок к глазам, и не могла сдержать слез. По-моему, она не переставала лить слезы с тех пор, как узнала о смерти «родственника». Знал, что у нее слезы всегда близко, но удивлялся, что их оказалось так много. Сам плакать не мог, да и не уверен - сумел бы? Насколько помню, что слезы лил в последний раз только в детстве. Однако траурная музыка заводского оркестра, проникновенные речи выступающих на организованном траурном митинге, слезы женщин и близких друзей покойного и вообще вся обстановка заставила появиться комку в горле и тяжести на душе.

В толпе мелькнул Иван. Мазнул по мне взглядом, но не подошел и даже не показал знаком или движением, что мы знакомы. Не стал подходить к нему и я. Вероятно, он опасался внимания своих коллег, присутствующих здесь. Догадывался о присутствии, но не смог определить среди официально одетых мужчин сотрудников грозного ведомства.

Неожиданно к нам подошел высокий мужчина лет сорока, чем-то похожий на Ксенофонтова.

– Вы новые родственники?
– поинтересовался, пытливо оглядев нас и задержав взгляд на мне.

Нерешительно киваю и пытаюсь уточнить свою догадку:

– А вы кто?

– Сын. Отец писал про вас. На поминках будьте обязательно…, - сообщил, кивнув головой, и отошел к толпе родственников.

Тетя удивленно смотрит на меня:

– Чего нам там делать? Я собиралась после кладбища домой.

– Ты езжай домой, а я поприсутствую недолго, - предлагаю, гадая про себя: «Зачем мы понадобились?»

Когда выносили гроб, удивился количеству наград покойного, которые несли курсанты на бардовых подушечках.

На кладбище поехали куда-то за город в сторону Сертолова на трех автобусах - красном Икарусе и двух ЛАЗах. «Второй раз с Ксенофонтовым еду в эту сторону!» - удрученно отмечаю. Начальство ехало в общей колонне на персональных «Волгах». Вереницу машин сопровождала легковушка ГАИ, сверкая синими проблесковыми маячками.

Кинул горсть земли под залпы курсантов из АКМ и отвел зарыдавшую тетю в сторону. «Почему нужно так убиваться по чужому, по сути, человеку? Неужели она испытывала к Петру Петровичу какие-то чувства и на что-то рассчитывала?» - теряюсь в догадках.

В толпе возвращающихся к автобусам меня обогнал Иван, задев плечом. Не понял, но сунув руку в карман, нащупал листок бумаги. «Ловок черт!»

Поминки проводились в банкетном зале заводской столовой (как понял), так как в просторном и красиво оформленном помещении не было обязательного атрибута - раздаточной с кассой, а было небольшое возвышение с микрофоном, выполняющее роль сцены.

Через некоторое время после начала, когда затихли поминальные выступления начальников и желающих вслух прилюдно помянуть покойника и начались обычные застольные разговоры за жизнь, по работе, о войне (у ветеранов), сын Ксенофонтова, проходя мимо, кивнул мне на выход. На улице закурив, поинтересовался:

– А где женщина, которая была с тобой в ДК?

– Тетя поехала домой. Не любит застолий, - поясняю.
– Пожалуй, и я больше в зал не пойду. Прими мои соболезнования. Жалко, что так рано оборвалась его жизнь!
– добавляю искренне.

«Нет ли в его смерти моей вины?» - вновь появился уже замучивший меня вопрос. Романов с Ксенофонтовым - не маленькие и должны понимать, какие ставки были в игре, и к чему способна привести их деятельность. «А может, действительно причиной аварии были метеоусловия или технические неполадки самолета?» - мысленно успокаиваю себя. Единственное, что меня смущало - в моем первом варианте памяти Григорий Васильевич пережил двадцатый век.