Шрифт:
— Зачем? — голос мальчишки срывался, в горле стоял ком, мешающий говорить. — А зачем я жил, для чего что-то делал? Рос, учился, общался… Бегал по лужам, разговаривал и мечтал…
— Я не знаю.
— Наверное, надо было сконцентрироваться на главном. Тогда удалось бы прожить более интересную жизнь.
— Нет, Кир. Прожить можно лишь ту, которая есть. Единственную, свою. Вспомни её, скоро некому будет уже вспоминать.
— Маяк не поможет? Он работает на уровне атомов, значит и опухоль сможет убрать. Или сделать новое, хорошее тело, а старое уничтожить.
— Нет.
По щекам покатились слёзы — разумеется, сами собой.
— Почему?
— Равновесие. У всего есть цена.
— Но я готов заплатить! Отдать всё, что угодно!
— Уверен? А что у тебя есть? Жизнь — это много, Кирилл. Очень много. Догадываешься, что нужно отдать, чтобы не нарушить баланс?
— Что? Что?! — Кир больше не сдерживался, а только размазывал сопли.
Эйприл положила руку ему на плечо.
— Ты устал. Отдохни… Мы вернёмся к этому разговору. Потом, ещё очень нескоро.
Взошедшее солнце осветило веснушки и спадающие на плечи огненно-рыжие локоны. Заблестели изумрудом глубокие, как лесные озёра, глаза.
— Держи! Твоя очередь греться.
Эйприл сняла жёлто-зелёную куртку — одну на двоих, и накинула мальчишке на плечи.
Когда, возвратившись на Станцию, они шли мимо антенного поля, Кир произнёс:
— Мне нужно немного побыть одному. Приду через час.
Эйприл кивнула.
В этом месте Кир терял чувство времени, потому заранее поставил будильник наручных часов. Откинулся назад, на грань пирамиды, и растворился в двух голубых бесконечностях — океане цветущего льна и просторе небес. Белое покрытие не нагревалось, зато прекрасно отражало солнечный свет, и мальчишка растаял в весенних лучах, исчезая…
Пронзительный писк разрушил хрустальные стены сна.
Пора! После приятной неги, в которой Кир не осознавал, кто он и что с ним происходит, столкновение с действительностью казалось адом. Он пожалел о своей слабости — о том, что позволил себе исчезнуть, забыть ужас своего положения.
Смерть!
Это не волшебное растворение в цветущей степи.
Ничто! Непредставимое ничто…
Было в сто раз хуже, чем до дремоты. Мальчишку трясло на тёплом ветру.
Кир понимал, глупо задавать вопросы вроде: «Отчего это случилось со мной?» Ответ и так был известен: «Почему нет?» Рано или поздно, исчезнуть придётся всем, привилегий тут быть не может. И всё же, захлёстывало отчаяние, и он вопрошал: «Почему я, это именно я? Отчего я не кто-то другой?»
Ведь иногда, быть собой по-настоящему жутко…
Крыша
— Скажи, разве тут плохо? Всё, как на ладони.
Ещё бы! Здание корпорации «Aeon» самое высокое в городе. И одновременно — самое необычное, выполненное в виде сверкающих рёбер, торчащих из громадного бассейна с густым бирюзовым гелем.
С него открывается потрясающий вид: небоскрёбы и взлетевшие над землёй на ажурных опорах транспортные развязки, многоярусные сады и острые шпили, а главное — набережная и океан. По левую руку — купола ферм, омываемые волнами, а совсем далеко, у самого горизонта — острова. Вращаются лопасти установленных в океане и встроенных прямо в дома ветряков.
Не скажу, что тут плохо. Наоборот, захватывает дух. Но…
Глядя на город с самой высокой точки, вспоминается сон. Сахарные дома и вспышка, что их поглотила. Благодаря странным снам, теперь мне известно, что это Фиест кода-то бомбил Диэлли. Давно, больше пятнадцати лет назад. Как раз, когда я родился…
Но почему мне всё это сниться?
От чёрного фотоэлектрического покрытия поднимается жар, и на носу уже висит капелька пота.
Тайком вытираю её ладонью. Хочется пить…
— Слишком тут жарко. На набережной можно было поесть мороженого, искупаться.
— Мы ещё не пришли! Во-о-н там будет отлично! — она указывает подбородком на куб опорной станции, увешанный блоками вентиляции. — Тень и ветерок.
Легко перемахнув через сетчатый забор, по свернувшимся толстыми змеями вентиляционным рукавам мы взбираемся на крышу станции и усаживаемся на парапет.
Бело-голубой алмаз солнца, зеркальные грани растворённых в золотой дымке небоскрёбов. А дальше — набережная, океан, паруса.
Тут в самом деле неплохо, под сенью огромной спутниковой тарелки: не жарко, а ноги удобно стоят на шкафах с трансформаторами. Солнечная тишина — лишь электрический гул, да пение ветра, зацепившегося за иглы антенн.
— Ну что? Я, как всегда, оказалась права?
— Надоела ты, со своим самомнением! На набережной всё равно лучше. Или в парке… Мороженого можно купить! — я пробую надавить на больное место. — Смотри, там работает мой отец! — показываю на соседний небоскрёб, тоже собственность «Aeon». Он меньше нашего. Но, как мне известно, намного важнее. Асимметричное здание, сложенное из сотен «перетекающих» друг в друга кубов. По заверениям рекламы, символ того, как идеи тысяч учёных перетекают в реальность.