Шрифт:
— Ты куда? — остановил ее Рома.
— Стесняюсь признаться. Безопасность безопасностью, но вы же не пойдете за мной в дамскую комнату? Нет, я надеюсь? — мягко огрызнулась она.
Зайдя в туалет, Машка положила клатч на подстолье раковины и набрала Элькин номер. Не удержалась, испытывая острую потребность хоть на кого-нибудь выплеснуть свое недовольство. Оно оказалось острым, болезненным… и неожиданным.
— Эля, ты представь, на нем какая-то сучка повесилась.
— Кто повесился? — переспросила Эля. — Насмерть?
— Сучка какая-то на Бажине.
— а-а, выражайся яснее, а то я уже начала перебирать наших знакомых на предмет суицидальных наклонностей.
— Не, ну не наглость, а? И плевать вообще, что я рядом и все это наблюдаю, — не утихали возмущения Александровой.
— Машка, подожди, дай сообразить. Вы поругались? Из-за этой девки? Что за девка, откуда она взялась?
— Не знаю я. Он отошел с кем-то поговорить, тут эта девка вырулила и полезла к нему обниматься. А он, знаешь, что-то совсем не сопротивлялся!
— Маня, не ревнуй. Подумаешь… Может, это какая-то его знакомая. Подруга друга, блин, или дочь сестры партнера.
— Эля, она его в губы поцеловала.
— Хм-м… ну да, на подругу друга не похоже. Бывшая, наверное.
— Я так и подумала, учитывая, что он ее от себя еле отодрал.
— Так, Маня, ты с этими бывшими осторожнее. Смотри, а то старая любовь не ржавеет.
— Ой, пусть валит к своей старой любви!
— Тогда и не ревнуй.
— Я не ревную.
Эльвира понимающе засмеялась:
— Конечно. И поэтому звонишь мне среди ночи и кипишь от злости.
— Я просто. Повозмущаться. Ты спала, наверное? Прости, что разбудила. Ладно, пойду мужика тебе присмотрю, что ли. Обещала же.
Элька хохотнула:
— Машка, снова ты за свое.
— Вот именно. Я-то за свое, а вот кое-кто за чужое. Развлекаться же надо как-то, пока Виталя там бывших охмуряет. Далеко ходить не надо. С нами Маслов. Очень приятный в общении, деликатный и без дамы. Мне он понравился, с него и начну.
— Маша, аккуратнее. Что-то мне подсказывает, что это плохо закончится.
— Для кого? — засмеялась Машка. — Для меня или для Маслова?
— Точно не для Маслова, — хохотнула Эля. — Не думаю, что Витале не понравится твоя активность.
— О, вот сейчас мне все равно, что там Витале понравится, а что нет.
— Вот ты взъелась.
— Нисколько. Мы свободные люди. Пусть делает что хочет, и я буду делать что хочу.
— Делай что хочешь, бери что нравится, а потом спасайся кто может.
— Да, тут знаешь, какая скукотища. Ладно, Эля, пойду я, а то этот самый главный по безопасности точно за мной в туалет вломится.
— Так прям и вломится.
— Стопроцентно, — уверенно сказала Маша. — Вот вообще не удивлюсь, если он даже мою группу крови знает. И резус-фактор.
— Зачем ему твой резус-фактор?
— Не ему, а Бажину. Кстати, он эту мымру не признал. Говорит, что, если что и было, значит до него. Так что она как минимум пятилетней давности бывшая. Все пока. А то я никогда не замолчу.
Все это время, пока разговаривала с подругой, Маша смотрела на себя в зеркало. И не узнавала. Нет, внешне она осталась такой же. Ни дорогое платье, ни бриллианты в ушах и на шее ее не изменили, она не узнавала себя изнутри. Откуда эта бешеная ревность? Это колючее недовольство, от которого некуда деться. Это хорошо знакомое ощущение беспомощности, но не перед кем-то, а перед собой. Да, может быть, ложь себе и есть самая трусливая, только и ответ за нее приходится перед собой держать.
Бывает любовь жданная. Как раз такая она обычно и бывает. Когда хотят и верят. И мечтают всей душой закружиться в водовороте разноцветных чувств. А у нее не такая. У нее нежданная. Ей эта любовь свалилась как снег на голову. Она не хотела, не ждала и не собиралась. Она не знала, что теперь с этой любовью делать. Поэтому на борьбу решимости у нее хватало, а для отступления смелости никак не находилось.
ГЛАВА 16
— Я не понимаю, что тебе так не понравилось, — подчеркнуто холодно говорила Маша, идя размеренным шагом к машине.
Уже через двадцать минут после того, как она вернулась за столик, Виталий, взбешенный ее поведением, настоял, чтобы они покинули ресторан.
— Мне все не понравилось, — подтвердил Машкины мысли.
Бажину не просто не понравилось, он пребывал в тихой ярости. Это слышалось в его приглушенном голосе и виделось в резковатых движениях.
Все Виталя делал чуть резче, чуть грубее, чуть размашистее, чем обычно.