Шрифт:
— Маняш, я люблю тебя.
Машка в ответ что-то гмыкнула и притихла.
— Маш, — позвал Виталий.
— М-м-м?
— Ты плачешь?
— Нет, — но голос ее выдавал.
Маша и не сомневалась, что слезы от Бажина даже по телефону не укроются, но сдерживаться больше не смогла.
— Перестань. Ну, чего ты? Все хорошо же?
— Да, все хорошо, — проговорила сдавленно, — просто я хочу, чтобы ты побыстрее к нам приехал, — отчетливо заплакала.
— Маняш, перестань, я и так тут без сердца. Не знаю, как дела закончу.
Был бы рядом, быстро успокоил. Взял за руку или обнял, или поцеловал, — сделал то, что нужно, а вот так, на расстоянии, по телефону, слова не клеились. Скупо все, рвано…
— Оно само. От счастья.
— Хорошо, что от счастья. Как ты себя чувствуешь?
— Я в порядке.
— Машуль, сейчас же успокойся. Иначе я буду переживать, места себе не найду. Слышишь, любимая?
— Ой, Бажин, не сюсюкайся со мной! А то я еще больше рыдать начинаю!
Чем нежнее он говорил, тем сильнее текли у нее слезы. От перенапряжения и последующего облегчения, от любви и счастья, от безумной тоски.
Завтра муж будет у нее, но сейчас он далеко. Так хотелось поскорее разделить с ним счастье. И трудности тоже. Чтобы не по телефону, а рядом — глаза в глаза смотреть, видеть все его эмоции. Чувствовать все то, что он будет чувствовать.
Они еще долго говорили. Маша успокоилась, а Виталий нет. Потому что без сердца, как ей и сказал. Не случайно же сказал, не оговорился.
Сердце его унеслось домой, к ним. Он весь туда ринулся. Какое теперь спокойствие? Всем своим существом хотел сейчас быть с женой и ребенком. Не знал, как теперь сумеет на работе сосредоточиться. Все мысли не о том — только о любимых.
Новость о рождении сына дошла до Бажина практически в одно время с новостью о смерти Юдина. Застрелился скотина. Или застрелили.
Символично до жути, но думать об этом и как-то связывать у себя внутри эти два события не хотелось.
Когда-то стереть «дядюшку» с земли было глобальной целью. Он ею жил, дышал. Всю жизнь как в капкане: либо он Юдина, либо Юдин его, — ставка только на выбывание и третьего не дано.
И вот наконец цель достигнута, но особенной радости от этого и удовлетворения Виталий не испытывал. Потому что сердце жгла совсем другая радость. Сдох Юдин — туда ему и дорога. У Бажина дела поважнее, чем пировать на падали. Маленький, только появившийся на свет человечек, его кровиночка занимал теперь все мысли. И Маняша ждет его. И ничего нет важнее этого.
В такие моменты жалеешь, что ты всего лишь человек и не обладаешь какими-то сверхъспособностями. Не можешь переместиться в пространстве, просто раздвинув его руками, как ширму.
Ты всего лишь человек и вынужден приземленно ждать своего часа: когда закончатся дела, самолет оторвется от земли и принесет домой.
Меньше чем через двенадцать часов Бажин был уже в палате у жены. Сидел рядом с ней и держал сына на руках.
Не зря говорят, жизнь переворачивается с рождением ребенка. Особенно, когда всем сердцем ждешь его и хочешь. Около часа назад взял Андрюшу на руки, но четко почувствовал: жизнь перевернулась. Как и все внутри, когда руками ощутил его хрупкое детское тепло.
Даже ощущение времени поменялось. Раньше годы проходили — мутные невнятные, полные какой-то суеты и бессмысленности. А тут чуть больше суток прошло с рождения ребенка — каждая минута на счету, каждая минута бесценна. Вот уже сутки их счастье с ними — живет, дышит одним с папой и мамой воздухом. И про себя уже забываешь. Все для своего малыша готов сделать. Все только для него.
Поистине, есть вещи, которые можно понять, только прочувствовав на собственной шкуре. Только своего дитя подержав, понимаешь сумасшедших мамочек и папочек. Понимаешь, почему весь смысл жизни в детях. Потому что — это кровь, это продолжение.
Машка смотрела на обоих и улыбалась: Виталя так уверенно сына взял, спокойно. Говорят, мужчины боятся брать младенцев на руки, но ее муж, если и испытывал какое-то неловкое чувство, ничем себя не выдал.
— Мышонок. Ты посмотри какой, только папка за порог, он баловаться. Сказал же, чтобы меня дождались, — с тихой улыбкой сказал Виталий.
— Своенравный, точно весь в тебя, — усмехнулась Маша.
— Ты поспала хоть?
— Конечно. Он спал — и я. Я даже еще не слышала, как он плачет. Только в родзале немного покричал, и все. Покряхтит, поворочается, я покормлю — он дальше спит.
— Ну и правильно, нечего орать попусту.
Машка улыбнулась и погладила Виталия по руке. Он поднял на нее взгляд — счастливый, яркий, искрящийся. И снова посмотрел на сына. Так и смотрел, не отрываясь.
Смотрел бы и смотрел. Держал бы и держал сына в руках. Не выпускал его, безумно родного и желанного.
Глядя на это чудо, еще больше понимаешь, что все в жизни тленно. Только тепло, которое рождает любовь, — вечно. Малой так пригрелся в руках. Посапывал. Дышал ровно и спокойно. Будто чувствовал, что в надежных руках. Так оно и есть — в самых надежных.