Одни поехали в монастырь святого Герасима, который жил в V веке (скончался в 475) и основал этот монастырь. Преподобного Герасима обычно изображают со львом, которого он излечил, вынув занозу из лапы. Лев остался жить в монастыре и не отходил от преподобного. Лев исполнял некоторые работы, например возил воду. Когда святой Герасим скончался, лев долго бился головой о камни на его могиле и там же умер.

Другие, в том числе и я, отправились на Сорокадневную гору, которая находится к юго-западу от Иерихонской долины. Перед нашим взором раскинулось обширное плоскогорье, среди которого, несколько в стороне от Иерусалимской дороги, возвышается довольно большая гора. Крутые, почти отвесные обрывы, голые скалы, непроходимые узкие ущелья, отсутствие растительности, каменистая почва, сожженная палящими лучами солнца и покрытая сетью мелких и крупных расселин, придают ей безжизненный, суровый и дикий вид. Существует (правда, довольно позднее) предание, что именно в эту пустыню удалился Иисус Христос сразу после крещения и на этой горе провел сорок дней в посте и молитве. Поэтому и называют эту гору Сорокадневной.

В давние годы на этой горе обосновался пещерный монастырь, от которого теперь остался небольшой православный скит. Он прилепился на большой высоте южного, почти отвесного, склона горы. К монастырю ведет едва приметная тропинка, извивающаяся спиралью по уступам горы. По такой тропинке, в лучшем случае, можно ехать только на осле. Мы поднялись пешком. Дорожка привела к каменным воротам, от которых надо подниматься по лестнице, буквально висящей над обрывом. Каменный коридор-галерея, прилепившись к скале, огибает ее и приводит в большую естественную пещеру. Здесь вдоль всех стен устроены каменные скамьи, а в середине установлен огромный котел, в котором кипятили воду для паломников. Здесь много пещерок-келий, много переходов, висячих галереек и балкончиков. Отсюда открывается замечательный вид на Иерихон и долину Иордана.

Помолившись в небольшой пещерной церкви, мы поднялись на несколько ступенек по каменной лестнице и вошли в часовню, которая называется Место Спасителя. Здесь под открытым престолом хранится камень, на который садился Спаситель во время Своего сорокадневного поста. Пропев пасхальные песнопения, с душевным волнением и благоговением склонялись мы перед священным камнем, чтобы приложиться к нему. В этой часовне, вернее в крошечном храме, мы помянули по запискам своих родных и всех, кто завещал нам молиться о них. Из часовни прошли дальше по высеченному в скале коридору мимо маленьких пещерок, где на каменных ложах почивают останки святых угодников, и вышли на небольшой дворик. Из этого дворика низенькая узенькая калитка, проделанная в стене монастыря, служит вторым выходом. От калитки едва заметная на камнях тропка ведет на вершину горы Искушения. Надо признаться, что подъем на гору мы преодолели с большим трудом. На вершине горы находится обширная площадка, окруженная полуестественной стеной. В центре площадки заложен православный храм, к югу от храма, около стены, построены четыре кельи. Повсюду навален строительный материал. Строительство этого храма предприняло Русское палестинское православное общество перед Первой мировой войной, завезло сюда материалы, необходимые для строительства, но закончить постройку не удалось. Когда мы поднялись на плоскую крышу келий, перед нашими глазами развернулся изумительный вид на всю окрестность. Ближе всего цветущий Иерихон. За ним тянутся, теряясь в туманной дымке, обработанные поля, сады и зеленая линия кустарников, прихотливо извивающаяся вдоль русла Иордана. А совсем уже далеко виднеется Мертвое море, за которым едва различается цепочка Аравийских гор. Какая резкая разница между тем местом, где мы находились, и тем, что виднелось вдали! Там цветущая, изобилующая плодами земными, живописная долина, здесь – дикая, суровая и мрачная пустыня. Размышляя о пребывании на этом месте Спасителя и об Его искушениях, склонились мы в тихой молитве, а потом пропели пасхальные песнопения. Медленно спускались мы с горы Искушения. Прошли через монастырь и простились с его насельниками. Выйдя за ворота, увидели у подножия горы паломников, которые ездили в монастырь святого Герасима.

Делясь впечатлениями, отправились в обратный путь по новой дороге. Проезжали мимо источника пророка Елисея, который струился у подножия горы. Автомобили шли на большой скорости, но все же в Иерусалим мы приехали при свете вечерних фонарей. В гостеприимном Авраамиевском монастыре нас ждала обильная трапеза, состоявшая из обеда и ужина.

В среду на Светлой седмице приходилась в тот год память святого великомученика Георгия Победоносца и святой мученицы царицы Александры. В шесть часов утра мы были уже на Голгофе в греческом храме. Божественную литургию совершали наши клирики в сослужении с греческими. Пели наши паломники, все прихожане. Всю службу все молящиеся стояли с зажженными свечами. Помянули по запискам родных и близких, завещавших нам молиться о них. После литургии приложились к тому месту, где стоял Крест Спасителя, а затем прошли в Кувуклию поклониться Святому Гробу.

Выйдя из храма, все разошлись по своим делам. Я пошел с кем-то из спутников на базар, который начинается у самого храма и состоит из великого множества кривых крытых улочек, в которых разместились магазины, лавочки и палатки со всевозможными товарами. Очень много церковной утвари и предметов церковного обихода. Все это, главным образом, католическое, но есть и православные иконы, в большинстве – литографии. Очень много свечей, ладана, настоящего лампадного масла. Невольно обращаешь внимание на обилие и разнообразие других товаров. Обувные магазины завалены мужской и дамской обувью самых различных фасонов и качества; очень много готового платья из дорогих и дешевых материй, разных покроев и расцветок. В мануфактурных магазинах большой выбор тканей, вплоть до настоящей парчи, на которую я посматривал с большим вожделением. Для каждого вида товаров отведены особые ряды. Имеются на базаре и продовольственные лавки. Обилие овощей и фруктов. Среди лавок приютились кафе и ресторанчики, парикмахерские, прачечные и разные бытовые мастерские. Многоязычная и шумная толпа, среди которой преобладали греки и арабы, сплошным потоком заливала базар. Гомон и толкотня невообразимые. Мне показалось, что большая часть людей слонялась без всякого дела. Одеты, в большинстве, по-современному, но довольно часто попадаются люди и в национальных костюмах или в невероятном смешении восточных и западных одежд. Все духовные лица в рясах. Очень много туристов, съехавшихся со всех частей света. Побродив по базару и кое-что купив, все собрались в монастыре.

Около одиннадцати часов утра отправились с официальным визитом к губернатору. Губернатор любезно принял нас в своей иерусалимской резиденции. Обстановка обычная европейская и весьма скромная, ни малейшего намека на кричащую восточную пышность. Сам губернатор и все его чиновники в гражданских очень хороших темных костюмах. Разговор происходил на английском языке: с нашей стороны – через переводчика, а губернатор свободно владел этим языком. Архимандрит Ювеналий приветствовал губернатора от имени русских паломников, представил нас и преподнес губернатору палехскую шкатулку, а для его супруги передал серебряную чашечку с финифтью. Губернатор, в ответ, поздравил нас с приездом в Иерусалим и нашим праздником. Сказал о неизменной дружбе между арабским и русским народами. Пожелал нам приятного пребывания в их стране. Мы исполнили пасхальные песнопения (что было, возможно, не совсем уместно) и провозгласили губернатору многолетие. Конечно, предложили кофе, коньяк и конфеты. На этом прием кончился.

Вернувшись в монастырь, пообедали, переоделись и поехали на трех автомобилях в Севастию. Наш путь лежал через Самарию по хорошей и удобной дороге. Машины шли с большой скоростью, делая 120–150 километров в час. Вдоль дороги мелькали возделанные поля с посевами пшеницы, масличные деревья и стада пасущихся овец. Местность гористая, сильно пересеченная, дорога извивается спиралью. В Севастию приехали скоро и сразу подъехали к развалинам римского форума, от которого сохранились только довольно большая площадка, мощенная каменными плитами, несколько потрескавшихся колонн да обломки капителей, которые еще не успели разбить и растащить туристы. А туристы, видимо, заглядывают сюда довольно часто, так как около развалин приютились два кафе: одно современной постройки, а другое – первобытной, попросту небольшой навес. Здесь предприимчивые арабы продают древние монеты и римские светильники. На металлических, неправильной формы кружках ничего нельзя разобрать, а «римские светильники» явно изготовлены в этом году и, безусловно, не в Риме.

От форума садами прошли к развалинам дворца Ирода Антипы. От всего великолепия дворца осталось только нагромождение огромных тесаных камней и подземелья, заваленные всякими обломками и мусором. Все это поросло терновником и сорными травами. Вот и все, что сохранило время от былого величия.

Пройдя через развалины дворца и спустившись немного по склону горы, мы вышли к развалинам христианского храма, построенного святой равноапостольной царицей Еленой над темницей, в которой содержался Иоанн Предтеча и где воин отсек ему голову. По каменной, полуразрушенной лестнице спустились в небольшую пещерку, которая служила темницей, и пропели там тропарь Иоанну Крестителю. С площадки храма открывается чудный вид на долину. Надо полагать, что во времена римлян здесь было несколько таких площадок и они огромным амфитеатром спускались к главной улице города, которая, как это можно судить по сохранившимся столбам, проходила у подножия горы. Сейчас весь склон горы и долина покрыты фруктовыми садами. Обогнув гору, мы вернулись другим путем к форуму, где ожидали нас автомобили, и сразу поехали в древний Сихем (Наблус). Самаряне, которых осталось очень мало, сохранили еще свою самобытность и до сего времени держатся обособленно. Нас любезно встретили и провели в синагогу, построенную, видимо, недавно и содержащуюся в большом порядке и чистоте. Показали нам свиток Пятикнижия, написанный на бараньей коже в 1659 году до Р.Х. Металлический чеканный футляр для этого свитка был изготовлен в 964 г. по Р.Х. в Персии. Англичане, по словам самарян, предлагали за этот свиток миллион долларов, но они не прельстились деньгами и сохранили у себя свою великую святыню. Затем они напомнили нам, что Христос просил их единоплеменницу-самарянку напоить Его водой и обещал той дать воду живую. Теперь они обращаются к нам, как к последователям Христа, и просят у нас этой живой воды. Вслед за этими словами в руках одного старца откуда-то появилось блюдо, которое красноречиво пояснило, что они понимают под «живой водой». Вступать с ними в диспут о том, что Христос понимал под живой водой, было бесполезно. Пришлось положить пожертвование. От гостеприимных самарян мы проехали к колодцу праотца Иакова, где Спаситель беседовал с самарянкой. Это совсем недалеко от Сихема. Теперь там греко-православный монастырь, настоятель которого архимандрит Спиридон очень радушно нас встретил и провел в часовню, которая, как и колодец Иакова, находится под землей (на глубине метров пяти). С разрешения отца Спиридона мы пропели пасхальные песнопения и напились воды из колодца. А перед глазами все время рисовались беседы Спасителя с самарянкой. Выйдя из часовни, осмотрели монастырь. Здесь много зелени и масса цветов, взлелеянных трудами отца Спиридона. Над часовней, по преданию, святая равноапостольная царица Елена воздвигла в 318 (?) году храм, который впоследствии разрушили арабы, позднее Юстиниан восстановил его, но сарацины вновь разрушили. В 1154 году крестоносцы пытались восстановить храм, но не успели. В 1908 году Русское палестинское общество взялось построить заново храм, заготовили материалы, но война 1914 года и последующие события прервали постройку, и храм остается незаконченным до сего дня. Отец Спиридон пригласил нас к себе в келью. Конечно, подали кофе и соки. Потом мы имели удовольствие прослушать свое пение в часовне у колодца, которое незаметно для нас было записано на магнитофон. На прощание каждый из нас получил от отца Спиридона священную реликвию с места упокоения Святителя Спиридона, епископа Тримифунтского (остров Кипр), где он провел всю свою жизнь и скончался в 348 году. Память ему – 12 декабря.