– Нет, ты все же скажи! А то построю, а тебе не понравится. Скажешь, старый хочу.

– Если новый один в один?
– прищурилась девушка.

– Ага... Расположение комнат, окон... правда, я бы побольше делал. Вдруг у тебя будет много детей?

Наташа удивленно открыла рот и несколько секунд на него просто смотрела. А потом согнулась пополам и захохотала так сильно, что он всерьез за неё испугался.

– Нет. Это вряд ли. Кирилл-то вообще детей не хотел.

– Кирилл не единственный мужчина на планете, - фыркнул Громов и, стащив через голову трикотажную толстовку, склонился над поваленной ветром огромной веткой ореха. Смех Наташи стих так же внезапно, как и зазвучал. Она растерла бедра, наблюдая за ним во все глаза. Бестолково качнулась. Глеб оглянулся через плечо. И несколько секунд они просто сплетались взглядами.

– Топор есть? И пила...

Наташа моргнула. Облизала пересохшие губы:

– Что?

– Здесь много веток. Пойдут на дрова, если распилить получится. Так что? У вас есть инструмент? Или пойти по соседям поспрашивать?

Невольно рука девушки скользнула вверх по телу, ладонь обхватила горло, в котором бесновался пульс.

– Где-то был. Я посмотрю... в сарае.

Глава 16

Два месяца спустя.

Глеб вошел в хлипкую калитку и осторожно прикрыл ту за собой. В разгар лета рабочие трудились до победного, в две смены, чтобы дело двигалось как можно быстрей. Когда позволяло время, Громов снимал костюм и присоединялся к ним - помахать молотком. И несмотря на то, что сил у него на это практически не оставалось - работа отнимала их все, ему было жизненно необходимо знать, что он приложил руку к строительству этого дома. В работе он находил спасение. Он так сильно себя изматывал, что засыпал, едва коснувшись подушки. Но даже этот проверенный способ работал далеко не всегда. И чем дальше - тем сложней становилось. Наташа... она стала его наваждением. Он бредил ей. И хотел так, что это становилось настоящей проблемой - выходило за рамки нормальности, лишая всякого контроля. Его чувства усиливались с каждым днем, проведенным с ней рядом. Острая, болезненная необходимость быть с ней во всех смыслах этого слова. Отчаянная нужда, скручивающая его суть, подчиняющая волю, так что иногда казалось - не выдержит. Зайдет к ней в спальню, вывалит все, что чувствует, а там... будь, что будет. Пока каким-то чудом удавалось себя одергивать. Но с каждой проведенной в одиночестве ночью делать это становилось все трудней и трудней. Дальше так не могло продолжаться.

Громов тряхнул головой, собираясь с мыслями. Мужики занимались крышей. Окликнули его. Поздоровались. Глеб махнул рукой в ответ, стащил опостылевший за день пиджак и дернул вниз узел галстука.

– Хозяйка в саду!
– крикнул кто-то.

Можно подумать, он об этом не знал. Где ж ей еще быть? Не став сразу переодеваться в робу, Глеб пошел мимо дома, по утоптанной в камень тропинке. К ней...

Наташа дремала в гамаке, который он растянул между двух старых раскидистых яблонь. И как только уснула в таком шуме, спрашивается? Одна ладошка под щекой, вторая на остром холмике живота. Бесшумно ступая, Громов подошел к ней вплотную. Жадный взгляд скользнул вниз по загоревшему на солнце лицу, склоненной набок шее. Замер на грудях, скованных лифчиком. На людях она его не снимала, а вот дома... Он изучил ее грудь от и до. Мог с точностью до секунды сказать, когда она стала полнеть, как изменились её соски, на сколько тонов те потемнели с того момента, как они встретились.

Господи, ну, о чем он думает?

Кажется, вообще теперь не опадающий член напрягся еще сильнее. Твою мать... Он пытался с этим бороться. Даже хотел трахнуть какую-нибудь девицу, в надежде, что станет легче. Но... ни черта не вышло. Банально не смог. Почему-то засела мысль, что в таком случае он уподобится собственному сыну, который её предавал... Что угодно, но только не это.

В общем, рука стала его лучшим другом. И это в сорок четыре гребаных года. Будь оно все проклято.

Наташа пошевелилась. Шелестящая в ветках листва разошлась - яркий солнечный зайчик коснулся до этого скрытого тенью лица. Глеб протянул пальцы, как будто и правда хотел отогнать свет, который мог ее разбудить. Погладил. Беременность меняла не только тело Наташи. Она накладывала печати и на ее лицо. Её кожа как будто светилась изнутри, а губы припухли, став еще более красивыми и сексуальными. Спала бы Наташа так безмятежно, если бы знала о том, что она делала этим ртом в его мечтах?

Бежала бы, не оглядываясь.

А если нет?

Иногда он ловил на себе ее взгляды... И было в них что-то странное. То, что заставляло сердце бешено колотиться, а плоть - еще сильнее твердеть.

Ее ресницы затрепетали. Наташа открыла глаза. Потерлась о его пальцы, задевая их краешком губ так, что у него сердце замерло.

– Скучаешь?

– Нет. Я проредила траву, а потом читала...

– Тебя не беспокоит грохот?

Наташа задумалась. Осторожно спустила ноги вниз. Глеб придержал гамак, чтобы тот не раскачивался. Подал ей руку, помогая выбраться из него.

– Нет. Странно, но совершенно не беспокоит. Вы голодны?

– А ты еще не все наши запасы скормила рабочим?
– спросил в ответ Громов, прекрасно зная, что Наташа из жалости подкармливала всю бригаду.

– Нет, вам я оставила, - не поняв юмора, серьезно кивнула девушка и пошла к старой беседке, в которой они наладили дачный быт, пока шло строительство дома.

Наташа достала из крошечного холодильника пластмассовый судок и сунула в микроволновку. Нарезала овощей на салат.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? Малышка не шалит?

– Малышка устала играть в футбол моей печенью и уснула.

Глеб усмехнулся. И будто не поверив ей, а на деле просто не в силах ее не касаться, положил свою огромную лапищу Наташе на живот. Прислушался. Он еще помнил те чувства, что испытал, когда малышка в первый раз дала о себе знать легким, почти неуловимым импульсом, разогнавшим их сердцебиение. Именно он был с Наташей в тот миг. Именно им он принадлежал. Им и никому больше!

Будто бы почувствовав его присутствие, Нина толкнулась. Громов поднял взгляд:

– А говоришь - спит.

– Проснулась...
– философски пожала плечами Наташа, - она всегда на вас реагирует. Вы же в курсе.

О, да. Нужно ли говорить о том, как этот факт его радовал? Он будет лучшим для этой девочки. Папой... дедом ли. Какая разница? Он уже любил ее всем своим сердцем.

Наташа поставила перед ним тарелку и уселась напротив в допотопное, еще советских времен, кресло. Подперла ладонью щеку, наблюдая, как он с жадностью набросился на еду. Все это фигня - про ненормальный взгляд. Нормально она смотрела! Как будто радовалась его хорошему аппетиту.