– П-пела...
– с трудом проталкивая звуки через спазмированное горло, прохрипела Наташа.

Глеб закрыл глаза. Прижал ее голову к собственной шее и запел.

Flock of birds...

Глава 20

Певец из него был никакой. Он вообще пел впервые. Вот так... кому-то. Да и похрен. Честно. Он бы и станцевал, если бы это понадобилось. В балетном трико... если бы от этого ей стало лучше. Как много «если»...

Громов так испугался. Никогда её такой не видел. Знал. Читал. Но все равно не был готов к этому... приступу. Иначе не назовешь. Наташу трясло, как на электрическом стуле. Но время шло и брало свое. Постепенно она начала успокаиваться. Напряженные плечи обмякли. Вцепившиеся в его футболку пальцы разжались. Она обессиленно прижалась лбом к его подбородку.

А он все пел. И пел... пока окончательно не осип.

– Извини, - прошептала Наташа.

– Да брось. Ты как? Тебе хоть немного получше?

Девушка молча кивнула.

– Может быть, останемся дома?

Опять покачала головой. На этот раз отрицательно. Еще через несколько минут встала.

– Мне нужно в туалет.

Такой уж она была. Называла вещи своими именами. Такой он ее любил.

– Конечно. Иди. Я потом тоже быстро в душ схожу. И поедем...

В больнице их встречала всклоченная Лариска:

– Где вас так долго носило?!

– Пробки, - отрезал Громов, не считая для себя необходимым что-то ей объяснять.
– Как это случилось? Что говорят врачи? Ты видела его?

– Видела. Он просто открыл глаза...

Наташа рядом громко всхлипнула.

– М-можно... м-не к нему?
– запинаясь, спросила у Громова.

– Он сейчас отдыхает!
– оборвала Лариска.

– Н-но... я хочу к нему... Хотя бы на минутку...

– Хочет она, - горько хмыкнула Лариска и, кажется, хотела что-то еще сказать.

– Так, давай-ка отойдем...
– Глеб беспокойно покосился на Наташу, но убедившись, что та вроде бы держит себя в руках, пошел к лифтам, нисколько не сомневаясь, что Ларка последует за ним. Он привык, что за ним всегда следуют. А приказы не обсуждают. В данном случае - это был приказ. Холодный. Бескомпромиссный.

– Ты чего на неё опять взъелась?

– Да не взъелась я, - устало пробормотала Лариса.
– Просто... Вот насколько её хватит, как думаешь? Хочу увидеть, говорит... А увидит? Поймет, в каком он состоянии? И через сколько убежит?

– В каком?
– спросил Глеб, вмиг уловив самое важное в потоке извергаемого Ларкой бреда. Она действительно совершенно не знала Наташу. Иначе ей бы в голову не пришло нести подобную чушь.

– В тяжелом, Глеб... Он дышит, но... Ни говорить не может, ни толком пошевелиться, - голос женщины срывался, губы дрожали.

– Нас предупреждали о том, что реабилитация может быть долгой, - напомнил он.

– Ты не понимаешь... Он... совсем не тот. Это не Кирилл...

– Он только пришел в себя, после более чем четырёхмесячной комы!

– Я знаю!
– заорала она.

В глубине коридора Наташа вскинула голову и посмотрела в их сторону.

– Тише, Лар... Не нужно её волновать. И тебе волноваться не нужно.

– Не волноваться?! Он как овощ.. Мой сы-ы-ын о-о-овощ... Мой маленький сыно-о-ок...

В тот момент Лариса сломалась. Она рыдала и рвала на себе волосы, выла, как дикий зверь, и металась по коридору, распугивая людей. Пока Громов не прижал ее силком к себе и не встряхнул, что есть силы.

– Все, Лара! Все! Этим ты ему не поможешь.

Да и чем ему помочь? Даже месяц спустя Громов не смог бы сказать. Если быть откровенным, для самого Кирилла было бы лучше умереть. Еще тогда. В самом начале. Не потому, что Глеб желал ему смерти, надеясь устранить соперника. Нет... Просто это была не жизнь. Ни для кого из...

Все это время Глеб много думал о любви. О той любви, которой он не знал до Наташи. И которой она его научила. И продолжала учить каждый прожитый день. Любил бы он ее так сильно, восхищался бы ею, проникался и вовлекался в её женскую суть, уступи она его напору? Сдайся? Он не знал. Скорее всего, да. Он ведь сразу в ней утонул. Тут без вариантов. Просто... То, какой она была... Как умела любить, как никто, наверное, не умел... это все для него усугубляло.

Нет, не сказать, что Громов принял ее выбор со спокойной душой. Он злился порой. Он не понимал... и понимал её самоотречение. Столько лет защищая свою страну, по большому счету идя каждый раз на смерть, он много лет жил по тому же принципу. Но у него было оружие, каска и бронежилет. А у нее... лишь обнаженное сердце.

Громов просто хотел, чтобы она себя поберегла. Не надрывалась так сильно, в попытке вернуть мужа к жизни. В конце концов, к его услугам были лучшие врачи, и не было никакой необходимости рвать жилы. А Наташа... спуску себе не давала. И если бы не Глеб, который регулярно напоминал ей о необходимости поесть, прогуляться, выйти на свежий воздух... она бы навечно себя похоронила в палате мужа.