И, да, у него стоял. Вот такой он извращенец. Глеб не мог не представлять, как сам коснется этих грудей. Как втянет вершинки в рот, чтобы попробовать, чем кормят его малышку.

Нина сосала вяло. Наташа обеспокоенно хмурилась. Глеб поднял руку и разгладил пальцами складочку между бровей:

– Не волнуйся. Ты все делаешь правильно.

Свободной рукой Наташа накрыла его кисть и прикрыла веки.

– Спасибо тебе...

– Это тебе спасибо.

– За что?

– Что ты у меня есть. А теперь и вот... сладкий сахарок, - Глеб снова коснулся пальцем почти прозрачной щечки. Он думал, что будет бояться брать ее на руки, испытывать неловкость и все такое. Она ведь крошка совсем. Два сто. Котенок... Но как-то так получилось, что глаза боялись, а руки делали. Очень правильно получилось...

– Ты не звонил в больницу?

– Нет. Она ведь на мне спала... Но, если что-то случится - нам позвонят сами. Не переживай.

– Я не хочу, чтобы что-то случилось, - Наташа открыла глаза, выплескивая на него закипающий в них страх.

– Я знаю. Но это от нас не зависит. Мы старались, Наташа. Мы сделали все, что могли.

– Я боюсь.

– Чего?

– Боюсь, что не справлюсь, если Кирилл...
– она не смогла договорить. Взволнованно покусала губы.
– Меня как будто утаскивает в глубину... Я стараюсь, но...

– Я понимаю. Но ничего подобного не случится, слышишь?

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что я не позволю. Я... не... позволю.

Наташа широко распахнула глаза и долго-долго смотрела на Громова.

– Я хочу, чтобы ты отвез нас с Ниной к Кириллу.

Все в Глебе воспротивилось такой идее. Встало на дыбы. Наташа слишком слаба, Нина - недоношенная. Куда ее везти? Зачем?

– Конечно. Через несколько дней. Сразу, как только вас выпишут.

– Завтра.

Глеб стиснул челюсти. Поймал ее немигающий взгляд.

– Нина слабенькая совсем. Ты знаешь, сколько дряни можно подхватить в больницах? Да ты сама еле ходишь!
– Да, он ругался. Пожалуй, впервые на нее. Сдали нервы. А Наташа, кажется, не обижалась совсем. И страшно ей не было. Улыбалась слабо, наблюдая за его метаниями по палате, и поглаживала дочку по спинке, как совсем недавно делал он сам.

– Глеб, - ладно, она редко называла его по имени, всего несколько раз, и за это он мог позволить ей все, что угодно, но...
– Если Кирилл уйдет... я хочу, чтобы он увидел дочку. Не прощу себя, если он её не увидит. Понимаешь? Мы ему это должны.

Он открыл рот. Сказать, что их просто не отпустят врачи? Но заткнулся, не произнеся ни звука. В конце концов - кто его мог остановить? Никто и никогда. А значит, нужно просто самому это как-то в голове утрясти. Смириться, что надо ехать... Ведь... права она. Как есть, права. И к черту инстинкты защитника, которые вопили, что это опасно. Педиатра с собой возьмет, чтобы крыша совсем не уехала. И сделает все, как она хочет.

Громов тяжело вздохнул. Наташа поняла, что он капитулировал, впрочем, как и то, насколько нелегко ему далось это решение. Она чуть сильнее сжала его руку и плавно опустила ресницы. Нина устала и прекратила сосать, но грудь не оставила. Вот и что ему делать? Громов постоял рядом еще недолго, а потом все же осторожно высвободил девочку из материнских рук.

– Иди ко мне, сладкая... Пусть мамочка отдыхает, да?

А утром, как и обещал, он повез их в больницу к Кириллу. Уже в машине вспомнил, что Ларка-то совсем не в курсе последних новостей. Долго думал, как ей обо всем рассказать. «У меня есть для тебя две новости - плохая и хорошая. С какой начинать? Плохая - Кирилл умирает, несмотря на все наши старания. Хорошая - ты стала бабкой.» Ну, бред ведь - с какой стороны ни посмотри. В конце концов, он просто бросил в трубку, что ей нужно срочно приехать, и прислал за женщиной одного из своих ребят. За руль ей точно садиться не стоило.

Ларка запаздывала. Они прикатили раньше. И, наверное, хорошо, что успели попасть к Кириллу до то её появления. Зашли в палату. Нина покоилась в его руке, а второй он придерживал Наташу, хотя та и противилась, утверждая, что чувствует себя хорошо. Но тут уж Глеб был непреклонен. Она подошла к мужу. Его снова подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Ничего хорошего, да. Это означало, что за ночь его состоянье только ухудшилось. И Наташа тоже это поняла. Присела на край высокой койки. Коснулась губами Кириллова лба.

– Привет, дорогой... Как ты? Врачи говорят, что ленишься...
– она плакала, не замечая собственных слез. Просто на автомате слизывала их с губ и шмыгала носом.
– А мне вот вчера пришлось попотеть... У нас дочь родилась, Кирюша... Смотри, какая маленькая... не пойму, на кого похожа. Может быть, на тебя?

Наташа погладила мужа по отросшим волосам, поцеловала руку. У Громова зубы ныли и в затылке ломило. И никогда еще, пожалуй, он не чувствовал себя так паршиво. Он был его сыном, этот похудевший, осунувшийся мальчишка. И за время, проведенное с Наташей, Глеб успел с ним познакомиться. Хоть немного...