Известно, сколь изысканное и в то же время неочевидное толкование дает этому сновидению Фрейд. Поскольку начинается оно с перемещений то по лесу, то на вокзале, небольшой языковой анализ приводит его к заключению, что девушка во сне увидела собственные гениталии, продемонстрировав тем самым знание об их устройстве – то самое, которое, в логике сновидения, она получает лишь во второй его части, раскрывая запретную энциклопедию в доме своего отца.

Толкование это потребовало от Фрейда немыслимого числа допущений – ему приходится изменить в нем даже пол пациентки, поскольку он исходит из того, что попасть в женский половой орган может стремиться только мужчина. Впрочем, мужчина, послуживший сновидению реальным прототипом, быстро находится – это молодой инженер, недолгое время добивавшийся благосклонности Доры, по всей видимости абсолютно второстепенная в ее жизни фигура. Его-то юношескую робость Фрейд и кладет в основу аналогии с блуждающей по лесу Дорой – толкование, слабость которого особенно бросается в глаза.

При этом остается персонаж, которого Фрейд не замечает в упор, хотя его нумерологическая примета просто вопиет о себе.

Максимально приближаясь к истине и хорошо впоследствии реконструируя переплетение связей – между оставшимися до обрыва лечения двумя часовыми сессиями и путешествием вокруг озера, между собой и господином К., между анализом и отцом Доры – Фрейд тем не менее отшатывается назад в момент, когда необходимо было вынести последний вердикт. Отказ Доры от сопровождения он расценивает как ее нежелание выходить замуж, а свою роль в прекращении анализа сводит к тому, что не смог, по собственному выражению, «овладеть переносом» и вскрыть дополнительные обстоятельства, связанные с господином К. и проливающие свет на желание Доры.

Однако в свете вышеизложенного становится очевидно, что мужчиной в лесу является непосредственно аналитик, и господин К. тут совершенно ни при чем. К такой догадке подталкивает не только контраст, который этот персонаж составляет в сновидении, но и положение его истинного прототипа. В реальности речь идет о мужчине, с которым Дора столкнулась после того, как ударила господина К. и, решив вернуться домой одна, спросила у прохожего, сколько это займет времени. Вскоре после этого господин К. появляется вновь с извинениями, так что неизвестный мужчина оказывается встроен в самую сердцевину сцены, не имея при этом к ней никакого отношения. Тот же мужчина был единственным лицом в сновидении, кто иначе ответил на вопрос Доры, который можно было бы сформулировать как: «Сколько еще все это продлится?» В ответ она слышит: «Дольше, чем ты можешь вынести», что соответствует реальности, в которой Дора, пораженная перспективой обходить озеро дольше двух часов, немедленно нанимает лодку.

Итак, смысл сновидения Доры понятен: отец мертв, а она проходит анализ, относительно целей которого находится в томительном неведении, и покуда ей объясняют, как важно ее собственное желание, она обнаруживает, что совершенно не понимает желания, лежащего в основе аналитической практики. Положение ее двусмысленно, поскольку она не знает, чего хочет тот, кто требует говорить все, что ей приходит на ум. Тем не менее речь ей позволена, а потому ее действия лишены того страха, который она испытывала, разговаривая с другими мужчинами, – Фрейд с изумлением отметил этот момент в ее сновидении. Однако остаться в анализе до конца она не может, хотя он производит на нее настолько глубокое впечатление, что само вхождение в него стало предметом ее сновидения – верно подмеченный Фрейдом признак страстного, хотя и робкого встречного желания по направлению к анализу. О пребывании в анализе сон сигнализирует и другими способами: Дора находится в переносе, причем в своего рода метатеоретическом, обязанном не только аналитику, но и самому анализу как революционному событию в жизни истерички, пробуждающему в ней новое сопротивление, отличное от адресуемого отцу и прочим важным и влиятельным мужчинам в своей жизни.

Здесь вмешательство Фрейда в материал сновидения проявляется со всей наглядностью. Отец Доры мертв не потому, что так решила Дора, – так решает сам Фрейд. Благодаря открытию анализа отец и врач ныне мертвы, что порождает новую двусмысленность. С одной стороны, теперь, когда отец не может воспрепятствовать, можно читать любую литературу и даже войти в анализ, где беседы о сексуальности больше не под запретом. С другой – Дора читает именно медицинскую энциклопедию, в чем сказывается отсутствие не отца, а врача. Фрейд упускает этот момент, хотя Дора пыталась привлечь к нему внимание, настаивая на том, что единственный реальный случай чтения такой энциклопедии был связан с поиском не гинекологических скабрезностей, но чисто соматического заболевания. В том, что заглянув в энциклопедию, она не могла заодно не наткнуться на описание беременности и родов, состоит интерпретация самого Фрейда, которую Дора со своей стороны не подтверждает. В свою очередь Фрейд, воодушевленный быстрым ходом толкования, прочитывает ее молчание как отсутствие возражений, невольно предвосхитив известный анекдот о здоровом посетителе венерологического кабинета, которого коварно составленный опросник вынуждает признать наличие у него соответствующих заболеваний.

Сошествие со сцены врача вслед за открытием анализа открывает для Доры возможность и даже отчасти необходимость чтения медицинской литературы – как анализантка и носительница своего бессознательного, она теперь должна лечить себя сама, что Фрейд без сомнения очень хорошо еще в начале анализа ей объяснил. Но и здесь Фрейда несколько подводит наблюдательность, и все, что он видит, – лишь пассивная истерическая ятрогения, приобретение пациенткой вычитанного в справочнике симптома, произошедшее задолго до вхождения в анализ, но удобное тем, что будто бы увязывает соматическое и сексуальное и к тому же замечательно укладывается в еще одну остроумную числовую комбинацию.

Все это происходило, поскольку искусство аналитического толкования, первичный материал которому обеспечило желание Фрейда выслушать ранее молчащую истерическую пациентку, само было ограничено желанием, в котором Фрейд, подобно любому другому субъекту, сознаться не мог в принципе. Отсюда и возникает необходимость определенного расположения элементов аналитического случая, который Фрейду открывается во всех своих тонко сопряженных деталях (бесспорно лучшим примером чему – анализ Доры), но который при этом неуловимо смещает рамку таким образом, чтобы желание Фрейда оказалось за ее пределами.