– Теперь к воротам!
– закричал со стены Соколов.
– Быстро!

Мы бросились к воротам.

Минометы разбиты. Возле них трупы - раз, два... Кажется, пять. Начальник штаба и наш комбат обезоруживали трех немцев.

Один немец дико сопротивлялся и истерично кричал.

– Чего он хочет?
– спросил я.

– Ну ладно, ладно, хватит. Успокойся, - говорил Буньков почти миролюбиво.
– Берите их.
– Он весело посмотрел на нас.
– Тоже мне нервишки! Говорит, что их предали...

Еще четверо суток пути. Короткие остановки - на час, на два, и опять мы двигались на запад. Корпус вел бой с хода, и наша помощь ему, видно, не требовалась. Мы догоняли корпус - вернее, его хвосты: санбаты, хозчасти, обозы. Даже штабы ушли далеко вперед.

После нескольких бессонных ночей - остановка в городе Берут Старый. Всюду следы недавних боев. Жители растаскивали из магазинов продукты, вещи и мебель - из пустых квартир.

– Сегодня, кажется, отоспимся, - говорил комбат Буньков.
– Ищите помещение. Размещайтесь.

Мы с Сашей и Володей зашли в один дом. Хорошая обстановка. Чисто. На стене - портрет Ленина! Нас встретили две женщины и молодой человек, чуть старше нас.

– Пойдем, - заторопился Саша.
– Лучше в каком-нибудь пустом доме.

Хозяева пригласили нас остаться.

– А откуда у вас этот портрет?
– спросил я.

Молодой человек что-то горячо объяснял по-польски.

– Что? Что?
– не понял Володя.

Я, кажется, понял:

– Он говорит, что этот портрет был у отца, которого забрали немцы.

– Вот это человек!
– сказал Саша.
– Давай здесь!

Не успели мы вернуться к нашим и сказать, что помещение найдено, узнали: "По машинам!"

– Всем быть в боевой готовности, - предупредил майор Катонин, когда мы заняли места в машинах.
– Патроны, гранаты, чтобы все было готово.

– Ну ничего, славяне, еще отоспимся. Все впереди, - шутил Буньков. Потом посмотрел на лейтенанта Соколова: - Как, Миша, верно?

– Верно, - согласился Соколов.

В последнее время наш лейтенант как-то повеселел. Точнее - с момента наступления. И даже то, что мы сейчас не работали, а просто ехали вперед, не огорчало его. Что происходило в его душе, мы не знали.

Машины наши выехали из Берута Старого и устремились по относительно свободной дороге куда-то в леса. Их здесь много - почти настоящих, смешанных и не таких прилизанных, которые мы видели прежде. Вдали слышался грохот орудий. Вспыхивали ракеты и трассирующие пули. Приближались сумерки.

– Да, чуть не забыл сказать вам.
– Лейтенант Соколов, ехавший сейчас с нами в кузове, назвал по фамилии меня и Сашу.
– Тот ваш "офицер", которого вы подстрелили, власовцем оказался. Пытался пробраться в Германию. Так что вы правильно сделали, не растерялись.

– Я вам давно говорил, товарищ лейтенант, что они у нас орлы, произнес Володя.

А я молчал. К Саше это, конечно, не относится, но мы с Макакой как раз растерялись. И если бы не пленные, которым, видно, давно осточертело все, нам бы несдобровать. И мне сейчас не сидеть бы в этой машине, и не ехать вместе со всеми вперед, и даже Макаке - не лежать бы в госпитале.

Наконец показалась деревушка.

– "Ярошевице", - вслух прочел кто-то надпись.

Судя по всему, где-то рядом бои. Ухали не только орудия и минометы слышалась пулеметная трескотня, винтовочные и пистолетные выстрелы.

Мы остановились на окраине деревни, заняв несколько домов. От жителей и наших соседей военных узнали: в лесу окружены немецкая пехотная дивизия, артполк, полк самоходок и бронемашин. Немцы сдаваться не желают. Наши артиллеристы и солдаты пытаются добить их. Кстати, наших здесь немного. Основные части ушли далеко вперед. Поэтому в уничтожении немецкой группировки участвуют все - штабники, писаря, хозяйственники и даже девушки из фронтовой прачечной.

Уже наступил вечер, но артиллерийский огонь все не утихал. Стреляли и немцы. Несколько снарядов и мин разорвалось в деревне. Рядом с нашим домом ударила немецкая болванка, зарывшись в землю.

Мы ждали приказа.

К ночи огонь стих, и тут же прозвучала команда:

– Выходи!

Каждый взвод получил свою задачу. Окруженная группировка, как сказал командир дивизиона, была достаточно деморализована огнем нашей артиллерии, и теперь пора окончательно ликвидировать ее. Лучше всего это делать сейчас, ночью, пока немцы не пришли в себя. Нашим взводам предстояло прочесать лес с юго-запада.

Соколов повел наш взвод к лесу. Все мы - а нас было восемь - шли молча, стараясь даже не дышать громко. Погода хмурилась. Ни луны в небе, ни звезд. Кромешная мгла. Только под ногами шуршали сухие листья и сучья да тяжело вздыхали под порывами ветра побитые артиллерией деревья. Лес изувечен. Он стоял страшный, тяжело больной, какой-то стонущий.