Шрифт:
Карина уже смеялась в голос — сквозь слёзы.
«Тот парень многое прояснил, и я поняла, что мне нужны МОЛОДЫЕ люди, не старики… Что ты был моим первым мужчиной и воплощением мечты, и этого было достаточно… Но та поездка, будь она проклята, снова взбудоражила! Снова ты меня манил, притягивал… И я приехала потом еще раз, мне показалось, что здесь мое место и предназначение. Что здесь все родное и знакомое, а там, в Минске — все чужое и непонятное. Почему мне никто не объяснил, что это была всего лишь адаптация?! И там у меня зарождались новые отношения! У меня появились хорошие друзья! Меня оценили буквально за считанные дни, нет, за минуты при поступлении. И уже делали на меня ставки! Я все променяла на какую-то любовь!.. И где она теперь?! С чем я осталась, Илья?! Ни карьеры, ни дома, ни любви… Разрушенная жизнь, разрушенные иллюзии… В меня был влюблен юноша-однокурсник, он за мной готов был пойти и в огонь, и в воду! Он приезжал за мной в Могилев из Минска, пытаясь вернуть обратно. Я же его послала! Как мне теперь больно за свои ошибки… Я вертела парнями, а ты вертел мной. И я шла за тобой, за своим Богом…»
Карина вспоминала, разговаривая вслух и не замечая недоуменных взглядов прохожих.
«Через некоторое время я снова приехала, это было уже начало 1997-го, ты пригласил меня на концерт, и после этого я уже окончательно не хотела возвращаться в столицу, я начала задумываться над тем, чтобы оставить консерваторию, и ты меня начал поддерживать в этом. Я не могла принять окончательное решение, все взвешивала, но переложила ответственность на тебя. А ты, большой и умный Бог, струсил и сказал: "Не уезжай! Останься. Я помогу тебе во всем". Я видела, как мучительно ты принимал решение. И, наверное, нечестно было с моей стороны переложить решение на тебя. Тогда я сказала тебе: "Я не могу больше ездить. Мне плохо там, но придется привыкать. Со временем я справлюсь. Мы не можем больше видеться, поскольку мне тяжело и надо решить: или я остаюсь здесь, и мы вместе работаем и встречаемся, как раньше, или я уезжаю и уже — навсегда". Ты испугался последней фразы. При слове «навсегда» ты дернулся в кресле зала ожидания на вокзале, провожая меня. Ты был в шоке, я видела, и мне ЭТО понравилось! Да, мне очень хотелось, чтобы кто-то мучился и не представлял без меня жизни… Сначала ты колебался, дескать, решай сама. Но когда ты услышал последнюю фразу, то понял, что можешь потерять меня навсегда… И я уехала за документами и вернулась. Бросила свое новое будущее, так и не успев его начать…
Я приехала, не откладывая в долгий ящик. Да, я такая: сказала, как отрезала, хоть решение и мне далось очень тяжело. Я понимала, что хороню свою мечту. Но ты меня убедил, что она может осуществиться. Не вышло. Ты переоценил свои силы и влияние в чужом городе, ты думал, что можешь, не вставая со стула, везде управлять, и что ты для всех — авторитет. И я так думала! Я была уверена, что ты всемогущ. И вместо мечты о большом будущем я приобрела маленькое рабочее место… вернулась в общежитие… Но зато рядом с тобой!»
Задул прохладный ветер, Карина съежилась и взглянула на часы. Давно пора домой… Медленно поднимаясь по лестничному пролету многоэтажного дома, оттягивая момент встречи с семьей Кирилла, Карина едва передвигала ноги. Достала ключи (ей их выдали утром), но никак не могла открыть дверь. Почему-то преграда упорно не хотела поддаваться…
— Добрый вечер… — наконец, она вошла в квартиру.
— Хм… добрый, — ответила Анна Сергеевна, выглядывая из кухни.
— Здрасте, — ответил Петр Андреевич, отец Кирилла, — давненько не виделись! — и он протопал из туалета, обдав Карину запахом спиртного, в свою комнату.
— Привет, солнце мое, — Кирилл поцеловал её и помог снять плащ, — есть будешь? Тебе омлет или бутерброды?
— Все равно, я очень устала, — честно ответила Карина, — у меня был сложный день, расскажу позже.
— Да, конечно, мой руки и проходи, отдыхай, я приготовлю ужин и позову тебя.
Свекровь со свекром что-то пробурчали, дескать, где это видано, что жена приходит позже мужа, и он ей чуть ли не тапочки в зубах приносит. А Карина подумала только об одном: «Господи, как же хорошо, что кто-то беспокоится обо мне. Может, все наладится? Может и правда все, что ни случается — к лучшему?»
ГЛАВА 12. Брак вопреки
— Красавица моя… — расчесывая волосы, шептал Кирилл при свете ночной лампы.
Раньше это было ежедневным ритуалом перед сном или перед интимной близостью. Кирилл еще что-то шептал… Карина слушала, закрыв глаза. Она пыталась проникнуться тем, что чувствует. Как бы ей хотелось ответить взаимностью! Но она не могла. Сердце уже занято и переполнено чувством печальной, обреченной любви.
Карина понимала, что у Кирилла точно такие же чувства: так же, как она любит Илью, Кирилл любит ее. Понимала, но ничего поделать не могла. Нельзя любить сразу двоих, нельзя полюбить другого, не разлюбив первого. Даже если произойдет чудо, и она разлюбит Илью, то все равно не сможет полюбить Кирилла. Это она знала совершенно точно. У Кирилла практически не было шансов. Или был, но превзойти ее Бога — это нужно было обладать чем-то поистине неземным. Кирилл не обладал такими качествами. Но как об этом сказать? Он все равно не поверит и не поймет.
— Можно тебя поцеловать? — спросил Кирилл.
Хотелось бы сказать: «Нет, не прикасайся ко мне! Не трогай меня! Я не хочу!» Но она пока проигрывала. И поэтому, собрав волю в кулак, она произнесла:
— Конечно.
Кирилл поставил музыку на компакт-диске: у него был отменный вкус на музыкальные произведения, и новые диски он покупал каждый месяц с зарплаты, пополняя коллекцию. Карине нравился его вкус, и это единственное, что успокаивало перед тем, как ответить на ласки. Слушая музыку знаменитой рок-группы «Ария», которая энергичной мелодией разлилась по комнате, Карина настраивалась на близость…
Эту музыку Карина потом возненавидела… Она напоминала ей о том, что такое секс без любви…
Закрыв глаза и представляя себя в объятьях Ильи, она чувствовала, как Кирилл целовал ее: лицо, губы, шею, грудь, запястья… И все время дрожал…
Иногда Карине удавалось получить от близости приятные ощущения, иногда это было непросто.
Кирилл же практически всегда заканчивал искрометным извержением вулкана, падая на спину и приговаривая, как он счастлив!
— Моя Богиня, тебе было хорошо?