Она нашла в себе силы встать и пойти. Больно почти не было, Вадим сделал все легко и быстро, без лишних прелюдий, и даже воспользовался «резинкой». Видимо, мстил за свою девушку, за измену и предательство…

Пройдя минут десять, она увидела свет фар. Испугалась, но сворачивать не стала — не в лес же бежать. Машина подъехала и остановилась рядом. Она узнала Вадима. Он открыл форточку.

— Садись!

Карина послушалась, другого выхода не было. Она забралась на заднее сиденье.

— Ты извини меня, — сухо сказал Вадим. — Не смог удержаться. Уж слишком сильное ты искушение. Я понимаю твоих мужиков. И мужа твоего, и этого… старого козла.

Карина молчала.

— Я даже вернулся за тобой. Что молчишь?

— А что я могу сказать? Что вы все сволочи? — процедила Карина сквозь зубы, едва слышно.

— Зато впредь будешь знать, что в машины, особенно по ночам, красивые девушки не садятся.

— Спасибо за урок! Но я вас всех не-на-ви-жу! — проговорила девушка дрожащими губами.

— И правильно делаешь! Тебе куда?

Карина поняла, что на автобус уже опоздала, а к Кате с ним ехать не хотелось. Пришла мысль пойти к Кириллу в общежитие. А куда еще деваться? Она назвала адрес, Вадим довез до подъезда. Карина вышла, громко хлопнув дверью.

Кирилл понял, что у неё что-то случилось. Удивительно, но у ребят было тихо и спокойно.

— Пустишь? — облокотившись головой о стенку, произнесла бывшая богиня…

— А что с тобой? Тушь размазана, помада на лице. Заплаканная.

— Плачет девочка в автомате… Потом расскажу, может быть. Водка есть?

— Понимаешь, какое дело? Водку мы можем купить, не проблема. Но ночевать больше у меня нельзя. Парни не одобряют, с одним соседом вообще в плохих отношениях, донесет до коменданта, а я тут на птичьих правах — меня просто выселят. А возвращаться к родителям, ты знаешь, не самый лучший вариант.

— То есть мне уходить? Но мне некуда идти. Разве что на вокзал, до утра переночевать. — Карине было стыдно выглядеть столь жалко при бывшем муже, который начал рассказывать про закономерности, мол, в жизни все взаимосвязано, что нельзя объять необъятное… Карина слушала как через стену, смутно ловя смысл абстрактных слов.

— Так да или нет? — перебила она. — Лекции читать мне не надо! Тоже мне знаток жизни выискался!

— Ну, знаешь! Когда тебе плохо — ты идешь ко мне. Когда тебе хорошо — ты обо мне даже и не вспоминаешь! Или я не прав?

— Ты хочешь меня добить? На, добивай! Мне уже все равно!

— Я могу предложить вариант переночевать у моего друга, Вовки, если помнишь, у которого я снимал комнату, когда ты… когда ты в первый раз меня бросила.

— Хорошо, давай к Вовке, я очень устала, хочу спать. Мне завтра на работу.

— Так, а водки надо?

— Надо.

По дороге Карина не смогла рассказать правду, придумала пустую историю, вплоть до порванных колготок, якобы, девушки могут плакать по каждому пустяку. Кирилл то ли поверил, то сделали вид (не в его манере было «лезть» в душу). Вовка пустил их без лишних слов — приятели привыкли к этой странной паре, которая и вместе быть не могла, и порознь — тоже…

Утром Кирилл убежал на завод, Карина — на работу. Не в самом лучшем виде и не в лучшем расположении духа…

= = =

…Карина стала приезжать к нему, когда не могла или не хотела за город к сестре. Кирилл уводил ее к друзьям, и она отдавалась ему «за ночлег». Карина не знала, есть ли у него кто-то помимо нее, Кирилл о своей личной жизни не распространялся. Она жила как бабочка-однодневка. С Катей отношения становились все более натянутыми: сестре не нравилось безответственное поведение Карины. Она даже не пыталась узнать, что происходит с сестрой, решив, что та просто стала распутной. Муж Кати, Женя, оказывал ей знаки внимания, а на угрозы рассказать сестре парировал, что жена скорее поверит ему, а не фантазиям Карины. И Карина лишь намекала на возможное предательство мужа, но Катя сделала другой вывод: сестра положила глаз на мужа и решила избавиться от соперницы. Она стала больше придираться по каждому пустяку, провоцируя конфликт и опускаясь до нелицеприятных оскорблений. Особенно грозна была Катя в подпитии.

— Ты без меня пропадешь! Кому ты вообще нужна?! Без тебя всем станет легче! От тебя все избавляются, потому что ты — ничтожество! — кричала Катя прямо с утра, когда ее муж собирался на работу, а дети — в школу.

Все слышали этот крик, но не было ни одного человека, который защитил бы Карину, объяснил, что она уничтожает сестру вместо того, чтобы помочь.

— Ты же бомж! Говорят, в семье не без уродов, так вот в нашей семье урод — это ты!

Карина молча глотала слезы, накрываясь одеялом с головой и отворачиваясь к стенке, но не плакала. Слезы были, но внутри. Больше она не твердила: «Мне не больно, мне — не больно». Потому что было больно, настолько, что хотелось выть зверем. Но если родной человек говорит такие ужасные слова, то надежду и веру в посторонних людей она начала терять окончательно.