– Посмотрим, а?

Усиленно работая локтями, животами, головами, коленями и языками, мы кое-как пробились к цели.

Но Ленина так и не увидели - ни живого, ни мертвого, ни полуживого, ни полумертвого, ни настоящего, ни фальшивого.

Ядром всеобщего внимания была свирепого вида псина, восседавшая в черном лакированном открытом английском автомобиле.

– Какая это порода?
– спросил я Бендера с восторженным придыханием.

– То ли буль-буль-муму, то ли муму-буль-буль, точно не помню.

– Как вам не стыдно, молодой человек!
– атаковала Остапа ближняя старушка с растрепанным ребристым зонтиком, используя сию принадлежность на манер легкого меча.
– Как не стыдно! Не узнать знаменитейшую ищейку Тгефа!

Блокируя обеими руками вялые удары зонтика, Остап вежливо поинтересовался:

– Теперь все столичные собаки будут разъезжать в автомобилях?

Зонтик активизировался, несмотря на потрескивание каркаса.

– У Тгефа особое задание!

– Смущать нравственность законопослушных граждан?

– Ленина вынюхивает, Ленина, гегманского гезидента.

– Бабусь, а чего псина бабочку на шею нацепила? Траур по рухнувшему абсолютизму?

– Это пгезент самого Кегенского Александга Федоговича!

– Понятно, больше вопросов не имеем.

Мы втиснулись в спасительную толпу, которая могучей волной отнесла от нас чересчур бойкий зонтик и чересчур осведомленную старушку.

– Нам бы такую транспортную единицу, Остен-Бакен, сказал мечтательно Бендер, оправляя подмятые любопытствующей стихией одежды.
– Мы бы Ленина из под земли достали.

– Да, ноги уже отказываются маршировать.

– Спокойно, еще пара переходов - и будет объявлен бивак, с женщинами легкого поведения, струнной музыкой и холодной сладкой простоквашей.

Но вместо простокваши нас засосал очередной уличный водоворот.

По мостовой, под усиленным вооруженным конвоем, вели на задних лапах гневно рычащего медведя.

– Почему ты, Остен-Бакен, не спросишь, какой породы это замечательное, исконно русское, сказочно-фольклорное животное?

– Вот именно - гусское!

Между мной и Остапом вклинилась до боли надоевшая старушка с неунывающим зонтиком.

– Бугого медведя, сибигского пгоисхождения, Ленин собственногучно вскогмил холодными котлетами. Завтгакает, понимаете, господин Ульянов , на швейцагском кугогте, а в связи с личными пгоблемами семейного свойства наблюдается частичное отсутствие аппетита. Ну, он тогда на велосипед - и к телеггафу и недокушанную котлетку, ценной бандеголью медведю нашенскому, в зоосад.

– Котлеты, видно, были не совсем свежие. Вон как, выкормыш, жалуется.

– Ошибаетесь, молодой человек, ошибаетесь. Звегушка благодагность публично выгажает и хочет лично засвидетельствовать свое почтение благодетелю.

– А гавриков с винтовками Ленин наверняка не подкармливал. На такую ораву котлет не напасешься.

– Надеются, что медведь их пгямиком выведет к японскому гезеденту, - старушка добродушно огрела Бендера зонтиком.

– Не могли бы вы изредка охаживать по приметным частям тела моего визави, розовощекого студента?

Но риторический вопрос повис в воздухе, так как обладательница зонтика внезапно исчезла в неизвестном направлении.

– Какой я идиот, какой идиот, - вскричал вдруг Остап, безумно озираясь.
– Это была не старушенция.

– Граф Монте-Кристо?

– Хуже, Ленин!

– Эх, не организовали проверку на лысину.

– Нет, Остен-Бакен, я больше органически не вынесу массового параноидального психоза. Пойдем-ка за любимый фикус, на жесткий сундук...

И мы, огорченные, поплелись на неминуемое заседание к присяжному поверенному.

Там нас у порога встретили радостные дети.

– Ося! Ося! Твой Ленин на подводной лодке удрал!

– Врешь, Катька, не на подводной лодке, а на миноносце!

– Оба вы врете, не на лодке и не на миноносце, а на этом, как его... А-э-ро-пла-не!
– резюмировал старший.

– Устами младенца глаголет истина, - сказал Бендер устало и сжал кулаки.
– Ну, попадись мне когда-нибудь этот Ленин в лапы - рыло начищу до блеска!

ГЛАВА 15

МЕЖДУ ПРОЛЕТАРСКИМ МОЛОТОМ И

БУРЖУАЗНОЙ НАКОВАЛЬНЕЙ

"Мне чуть голову не

оторвали..."

О.Б.

Однажды среди ночи меня разбудило ласковое прикосновение, которое я так долго ждал (если можно с кем попало, то разве нельзя со мной?). Я послушно открыл глаза и обмер - в трепешущем свете взволнованной вкрадчивым сквозняком свечи стояла моя квартирная хозяйка в полупрозрачной ночной рубашке до пят: на плечах цыганская шаль, в руках остроотточенный топор.