Шрифт:
– Мог!
– Еще как мог.
– Выпороть его!
Диван неистовствовал.
Мое появление восстанавливало порядок, и я разом превращался в главного свидетеля.
– Скажите, уважаемый, вы наблюдали этого смиренного, законопослушного юношу в припадке гнева?
– Никогда!
– отвечал я правдиво и твердо.
– Никогда! Даже после рюмки кальвадоса.
– Лед тронулся, господа присяжные заседатели. Лед тронулся!
Но диван был уже пуст.
Присяжные ловко ускользнули в детскую.
– Придется отложить опрос свидетелей до завтра.
Голос присяжного поверенного источал невыразимую печаль и горечь по поводу затягивающегося на неопределенный срок процесса.
Я извлекал задремавшего подзащитного из-за фикуса, и он наконец получал возможность приступить к исполнению педогогических обязанностей.
С тремя шустрыми погодками (мальчик - девочка - мальчик) Остап проводил регулярные, но не обременительные занятия. Впрочем, ученики оказались чрезвычайно понятливыми и сообразительными.
– В чем счастье?
– спрашивал Остап.
– В миллионе!
– отвечали дети в унисон.
– А на чем принесут этот злосчастный миллион?
– На блюдечке с голубой каемочкой!
– А кому вы дадите ключ от квартиры, где деньги лежат?
– Бендеру!
– А какой город самый лучший в мире?
– Ри-о-де-Жа-ней-ро!
Во время июльских событий семнадцатого Остап дал подопечным наглядный урок арифметических действий.
– Мои маленькие друзья, - сказал он, показывая через окно на толпу взвинченных и страждущих пролетариев.
– Не сливайтесь с массами - это весьма бесперспективное сложение, так как обыкновенно за глупым сложением следует шумное, с избытком плачевных эффектов, пиф-паф!
– вычитание. А в сумме пример людской дурости венчает мостовая, заваленная нулями.
Дети присяжного поверенного обожали Бендера. Звали его в своем кругу Осей и втихаря дополнительно подкармливали, делясь последним.
А Остап, терпеливо снося шалости погодков и не менее терпеливо принимая участие в ежедневных судебных заседаниях, все никак не мог забыть о трагично-утраченных фабержевских яйцах и активно искал повода насолить большевикам.
Наконец его мечта приняла реальные очертания.
– Смотри, какие деньжища обещают за поимку главного немецкого шпиона!
– Бендер потряс передо мной свежей газетой.
– Ты еще шпионов не ловил. Наверняка опасное занятие!
– Этого шпиона можно взять голыми руками.
– И кто же он?
– Ленин. Оказывается, его еще в Швейцарии с потрохами купил Вильгельм.
– Обожди... Ленин? Ленин?.. Какая-то цаца у большевиков?
– Вспомни, Остен-Бакен, Финляндский вокзал. Плюгавый истерик в кепчонке, длин-н-нющ-щ-щую речугу закатил с броневика. Я еще в него кирпичом зафитилил.
– Ну, во- первых, не кирпичом, а булыжником средних размеров, а во-вторых, - попал в какого-то грузинистого типа с усами.
– Это не я ошибся - булыжник.
– Неодушевленному предмету можно простить ошибку. А вот ты уверен, что Ленин - агент вражеской разведки?
– В пломбированные вагоны за красивые глазки и картавость не сажают.
– Допустим...
– Нет, если я не сдам Ленина властям, спать не буду. Ох, и заплачут у меня большевики горючими слезами. Где это видано - экспроприировать у честного экспроприатора законно экспроприированные яйца экспроприаторов!
– Не петушись. Нам все равно Ленина не найти. Сидит он где-нибудь на берегу тихого озера в шалаше из сена и дышит свежим воздухом.
– Ты хоть соображаешь, Остен-Бакен, какую несусветную чепуху несешь? Человек масштаба и влияния лидера большевиков и дня не продержится без цивилизованных удобств. Можешь ты представить себе товарища Ленина, вульгарно сидящего на корточках в кустах и мнущего лист лопуха? Трава колется, комары кусаются. Нет, он лучше выберет привычное благоустройство тюремной камеры, чем переносить подобное издевательство.
– Итак, заседание продолжается, - в комнату энергичным шагом вошел присяжный поверенный и выхватил у Остапа газету.
– Ну-с?
– По-моему, Ленину резон замаскироваться под рабочего и раствориться в родственной среде?
– сказал я поспешно, дабы не дать присяжному поверенному приступить к опросу свидетелей.
– Вздор, молодой человек, сущий вздор... Я, например, случайно осведомлен, что главный петроградский дворник активно помогает прятаться разбежавшимся, как зайцы, большевикам, а его брат, состоящий при кавалергардском полку принимает особо опасных преступников...
– За мной, - Остап чуть не сшиб чиновника с газетой.
– Остен-Бакен, не отставать!