Сразу нужно подчеркнуть, что мы не знаем ни его направления, ни его цели, ни его свойств, а промежуточные итоги интерпретируем, вероятно или с огромной долей, некорректно. Разумеется, это нисколько не мешает нам и дальше в нём участвовать и его вести, руководствуясь не столько его логикой, сколько своими прихотями и желаниями, которые, что весьма иронично, и сделали его возможным. Т.е. мы все живём в эпоху антропоцена, который является колоссальным опытом над всеми нами и над нашей физической средой обитания. Но почему именно такое обозначение, а не какое-либо иное? Как представляется, тому есть следующие оправдания.

Во-первых, мир сегодня и вправду в огромной степени рукотворен, что стало отражением нашего на него воздействия. Если бы мы и дальше продолжали вести образ бытия охотников-собирателей, то ничего подобного бы здесь не возникло, и природа оставалось бы если и не девственной, то в очень близком к этому состоянии. Мы же тотально перекроили её, а это говорит о том, что эксперимент налицо, т.е. на её поверхности, а также над ней и под ней.

Во-вторых, нам неизвестны все переменные, и мы выясняем их в процессе развёртывания этого эксперимента. Что-то для нас оказывается удивительным и неожиданным, другое – вполне предсказуемым и понятным, но какими бы ни были его предварительные исходы, они прекрасно вписываются в то, чем занимаются учёные, которые, однако, сами являются его неотъемлемой составляющей.

И, в-третьих, он банально пока не прекратился. Хотя это не обязательное условие классификации его в указываемом качестве, оно примечательно тем, что мы не в курсе – или лишь догадываемся – чем он по своему завершению обернётся. Это и прекрасно, и пугающе одновременно, но смысл в том, что мы продолжаем его проводить, причём подавляющее большинство из нас об этом даже не осведомлено.

Собственно, для последних и для сомневающихся и написан этот текст. Кто-то с ним согласится, другой отвергнет с порога, третьего он заставит задуматься, а ещё кого-то и вовсе подвигнет к тому, чтобы пересмотреть свои взгляды как на себя, так и вообще на весь мир и нашу в него вовлечённость. Какова бы ни была ваша реакция, хочется пожелать вам приятного – очень на это надеюсь, я старался – чтения и по возможности новых для себя открытий, но и без них он, по крайней мере, должен сместить ваш фокус зрения и сдвинуть акценты, и это будет более чем достаточной наградой для автора.

И напоследок. Не так давно я выяснил для себя, что пишу не очень просто, а потому для чтения в том числе и этой моей работы от вас потребуется некоторые напряжение и концентрация внимания. Я не уверен в том, что можно было бы поступить иначе. В конце концов, ниже излагаются далеко не тривиальные идеи и предположения, и они вынуждают обращаться к такому же языку. Поэтому заранее прошу прощения, но думаю это никак не помешает восприятию и пониманию последующих мыслей, тем более что они о нас, для нас, нами же созданные. Ещё раз спасибо и в добрый путь.

Эта глава, несмотря на название, посвящена не тому, наблюдается ли то, что значится в её названии, но тому, осуществимо ли нечто подобное, причём не столько современными средствами, сколько вообще. Любое животное, взаимодействуя со своей средой обитания, так или иначе, меняет её, и это, разумеется, относится и к человеку. Тем не менее, есть веские основания считать, что наш вид несколько – выражу это мягко – отличается от всех прочих в данном плане, а потому есть смысл не просто указать на то, что свойственно любому существу, но рассмотреть вопрос, связанный именно с антропным влиянием на природу во всех её манифестациях, по крайней мере, потенциальных. Последующие разделы этой работы отведены как раз доказательству того, что люди серьёзно вмешались в естественные процессы и сильно перекроили облик нашей планеты, тем самым запустив один из грандиознейших экспериментов в её истории, но здесь речь пойдёт о реализуемости подобного проекта как такового.

Сначала немного о терминах. Тот, что вынесен в заголовок, означает всего лишь век человека или более точнее – эпоху, в которой наш вид является определяющим фактором изменений прежде всего в геологической, но также и в биологической сфере – не только в них, но они основные. Само это слово представляет собой переформатирование более известного обозначения голоцена, как – с греческого – нового целого, начавшегося около двенадцати тысяч лет назад с момента окончания вюрмского ледникового периода, где последнее было заменено на нас, любимых. На момент написания этих строк определение не признано официально, но есть веские основания полагать, что это всё-таки будет сделано если и не в ближайшее время, то в принципе. Собственно, необходимости так поступить и посвящена эта глава, однако пока речь о другом.

Помимо того, что метаморфозы испытывает ландшафт планеты – что связано с тектоникой плит, сменой магнитных полюсов, интенсивностью свечения Солнца и многих других причин – трансформируются и его обитатели, а кроме них, что нисколько не удивительно, их общая конфигурация, т.е. вся эта структура. Что интересно, однако, это не столько нынешняя или какая-либо прошлая относительно стабильная система живых организмов – это тоже важно, но не в контексте данного раздела исследования, впрочем, без этого обойтись нельзя, так что к нему мы обязательно вернёмся – сколько внезапные – по меркам возраста нашей планеты – массовые вымирания – и последующий столь же взрывной рост их числа, но уже в ином эквилибриуме – животных, спровоцированные теми или иными событиями – как уже упомянутыми в связи с географической текучестью поверхности нашего небесного тела, так и с разного рода воздействиями извне и снаружи. В этом отношении вполне релевантен и резонен вопрос о том, стал ли человек тем триггером и тем постоянным дамокловым мечом, которые влияют на биосферу как напрямую, так и опосредованно, и я попытаюсь решить его в рамках текущей главы. Но вначале, что значит это исчезновение, затрагивающее чуть ли не всех обитателей нашего дома, а не локальные происшествия, которые случаются регулярно?

Прежде всего о технических сложностях. Проблема состоит в том, что любые наши датировки, а тем более оценки количества видов как вчера, так и, что нисколько не изумляет в свете того, что последует, сегодня, в лучшем случае приблизительны и некорректны, а в худшем – ложны и обманчивы. Мы слишком несовершенны, чтобы судить о чём-то с более или менее приемлемой степенью уверенности – она тоже находится под большим вопросом – а потому любые наши вердикты спорны и туманны. Как бы то ни было, но здесь не хватит места для того, чтобы снять эту трудность – для чего требуется отдельная книга, которая у меня есть – а потому есть смысл в том, чтобы согласиться с тем, что постулируется ныне, и попробовать с этим разобраться, но до того ещё одно соображение.