— Полегче, полегче, — вмешался я. — Меньше страсти. Мы же здесь, чтобы поговорить, помнишь?

— Гарри, его надо хотя бы связать.

— Он нам ничего не сделает, — заявил я.

— Ты хоть сам себя послушай, — голос ее зазвучал резче. — Гарри, при том, что все убеждает в обратном, ты пытаешься убедить меня в том, что доверяешь существу, специализирующемуся на манипуляции сознанием своих жертв. Ты же знаешь, жертвы Белой Коллегии именно так о ней говорят.

— Здесь совсем не это произошло, — возразил я.

— И это они тоже говорят, — настаивала Элейн. — Я не говорю, что это твоя вина, Гарри. Но эта тварь каким-то образом добралась до тебя — вот ты так и реагируешь.

— Он не тварь, — рявкнул я. — Его зовут Томас.

Томас сделал глубокий вздох и, вроде бы, пришел немного в себя.

— Все в порядке, — произнес он слабым голосом, но совершенно разборчиво. — Можете выходить.

Передняя стена салона скрипнула и сдвинулась в сторону, открыв проем в расположенное за ней маленькое помещение размерами не больше гардеробной. В ней находилось несколько женщин и двое или трое детей, которые с опаской выбрались из своего убежища.

Одна из них была Оливия-танцовщица.

— Вот, — негромко произнес Томас, повернувшись к Элейн. — Вот они все, живые и здоровые. Можете сами проверить.

Я встал, охая от боли, и обвел женщин взглядом.

— Оливия, — произнес я.

— Страж? — тихо отозвалась она.

— Вы в порядке?

Она улыбнулась.

— Руки-ноги затекли. Там немного тесновато.

Элейн переводила взгляд с нее на Томаса и обратно.

— Он с вами ничего не сделал?

Оливия удивленно зажмурилась.

— Нет, — сказала она. — Да нет, конечно. Он только спрятал нас в этом убежище.

— Убежище? — переспросил я.

— Гарри, — перебила меня Элейн. — Здесь часть тех женщин, кого считали пропавшими.

Секунду-другую я переваривал эту информацию, потом повернулся к Томасу.

— Что, черт подери, с тобой случилось? Почему ты мне ни слова об этом не сказал?

Он тряхнул головой — все-таки он не совсем отошел еще от удара.

— Были причины. Не хотел тебя впутывать в это.

— Ну, так я все равно впутан, — сообщил я. — Так что можешь все выкладывать.

— Ты был у меня дома, — сказал Томас. — Ты видел стену в гостевой спальне.

— Угу.

— За ними охотились. Я пытался понять, кто будет следующей. Почему. Ну, я высчитал. В общем, получилась гонка — кто первый до них доберется, — он оглянулся на женщин с детьми. — Вот я и выдернул всех, кого успел, из-под носа убийц и собрал здесь. — Он попробовал покрутить головой из стороны в сторону и поморщился. — Черт. Еще дюжина сейчас в избушке на острове милях в двадцати к северу отсюда.

— Укрытие, — пробормотал я. — Ты собирал их в укрытие.

— Угу.

Элейн долго-долго смотрела на женщин, потом перевела взгляд на Томаса.

— Оливия, — спросила она. — Он говорит правду?

— Насколько я могу судить, да, — подтвердила девушка. — Он настоящий джентльмен.

Уверен, никто кроме меня не заметил того, что при этих ее словах глаза Томаса вспыхнули холодным, свирепым голодом. Он мог обращаться с женщинами мягко и почтительно, но я-то знал: часть его хочет от них совсем другого. Он крепко зажмурил глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Я узнал ритуал, с помощью которого он держал под контролем темную сторону своей натуры, но промолчал.

Элейн вполголоса разговаривала с Оливией; та начала представлять остальных. Я привалился к стене — тьфу, совсем забыл, что мы находились на катере: переборке — и принялся тереть пальцем ту точку между бровями, где зарождалась боль. Чертов жирный дым с того катера, рев его мотора добавляли боли, и…

Я тряхнул головой, вскочил и пулей вылетел на палубу.

Тот здоровенный уродливый катер снялся с якоря и плыл теперь борт о борт с «Жучком-Плавунцом», заблокировав ему выход на открытую воду. Иссиня-черного дыма из его мотора валило столько, что это никак не могло быть случайностью. Удушливое облако уже окутало «Плавунца», и сквозь него я даже не мог разглядеть соседнего причала.

Чья-то фигура прыжком переметнулась с палубы вонючего катера на корму «Плавунца» и застыла, пригнувшись как изготовившийся к нападению тигр. Прямо на моих глазах черты мужчины лет тридцати пяти начали меняться: челюсти вытягивались вперед, превращая лицо в звериную морду, руки удлинялись, ногти превращались в омерзительного вида когти.

Тварь повернулась ко мне мордой, оскалила клыки и пронзительно взвыла.

Вурдалак. Опасный соперник… впрочем, справиться с таким все-таки реально.