— Самсон обрушил, — заметил Майкл.

— Ну, обрушил. И чем это потом для него кончилось? Ладно, вы готовы?

Он буркнул что-то себе под нос и снова пристроился ко мне сзади. Я огляделся по сторонам, высмотрел типа в одежде римского центуриона и двинулся к нему. Мужчина неопределенного возраста стоял сам по себе, чуть в стороне от толпы. Глаза его имели странный оттенок зеленого — сочный, насыщенный. В зубах он зажал сигарету. Все детали костюма вплоть до короткого римского меча и сандалий производили впечатление подлинников. Приблизившись к нему, я немного замедлил шаг.

— Майкл, — шепнул я через плечо. — Гляньте-ка на его костюм. Выглядит как настоящий.

— Он и есть настоящий, — раздраженно бросил мужчина, не поворачиваясь ко мне. Он выдохнул клуб дыма и снова сунул сигарету в рот. Майкл — и тот вряд ли расслышал мои слова отчетливо. Этот поймал все на лету. Черт…

— Занятно, — сказал я. — Должно быть, все вместе это стоит целое состояние.

Он покосился на меня и до невозможности самодовольно ухмыльнулся. При этом из уголка его рта выплыла струйка дыма. Он не сказал ничего.

— Что ж, — я деликатно кашлянул. — Меня зовут Гарри Дрезден.

Мужчина надул губы, потом старательно повторил мое имя:

— Гарри. Дрезден.

Когда кто-то, кто угодно, произносит ваше имя, это не может не затронуть вас. Вы почти физически ощущаете это — набор звуков, выделяющихся из столпотворения других и требующих вашего внимания. Когда ваше Имя произносит чародей, когда он произносит его, вкладывая в него смысл, это производит примерно такой же эффект, только тысячекратно усиленный. Мужчина в доспехах центуриона произнес часть моего Имени и сделал это абсолютно верно. Это было как если бы кто-то стукнул палочкой по камертону и прижал его к моим зубам.

Я пошатнулся, и Майкл поймал меня за плечо, удержав на ногах. Бог мой! Он всего-то использовал часть моего полного имени — истинного Имени — и чуть не сшиб меня с ног!

— Блин-тарарам, — пробормотал я. Майкл помог мне выпрямиться. Я уперся тростью в землю для лучшего равновесия и посмотрел на незнакомца.

— Как, черт возьми, вам это удалось?

Он закатил глаза, вынул сигарету изо рта и выпустил еще несколько колец дыма.

— Вам не понять.

— Вы не из Белой Коллегии.

Он посмотрел на меня так, словно я изрек банальность — что-нибудь вроде того, что все брошенные предметы падают на землю. Не самый приятный взгляд.

— Так уж повезло, знаете ли.

— Гарри, — напряженным от волнения голосом произнес Майкл.

— Минуточку.

— Гарри. Посмотрите на его сигарету.

Я удивленно повернулся к Майклу.

— Что?

— Посмотрите на его сигарету, — повторил Майкл. Сам он смотрел на незнакомца широко раскрытыми глазами, а рука его скользнула к рукояти ножа.

Я всмотрелся. Мне потребовалась почти минута чтобы понять, что именно Майкл имеет в виду.

Мужчина выдохнул еще немного дыма и ухмыльнулся мне.

— Он… — пробормотал я. — Он… э…

— Он дракон, — сказал Майкл.

— Он… что?

Глаза незнакомца в первый раз с начала разговора осветились интересом, и он прищурился — глядя не на меня, но на Майкла.

— Совершенно верно, — сказал он. — Можете называть меня мистером Ферро.

— Почему уж не просто Ферроваксом? — спросил Майкл.

Мистер Ферро прищурился сильнее и посмотрел на Майкла с откровенной неприязнью.

— Что ж, по крайней мере, в преданиях ты немного разбираешься, смертный.

— Минуточку, — вмешался я. — Драконы… Драконам положено быть большими. Ну там, с чешуей, крыльями и клыками. Этот парень не слишком велик.

Ферро закатил глаза.

— Мы таковы, какими хотим быть, — раздраженно бросил он, — мистер Дрефтон.

— Дрезден, — огрызнулся я.

Он равнодушно отмахнулся.

— Не искушай меня продемонстрировать тебе, смертный, что я могу, произнеся твое имя и приложив к этому толику усилий. Скажу только, такой силы, которой я обладаю, тебе и не снилось. Равно как того, что мое истинное обличье разметало бы эти жалкие обезьяньи домишки и сотрясло бы землю, на которой ты стоишь. Посмотри на меня своим Внутренним Взглядом — и ты увидишь нечто, что приведет тебя в ужас, а может, и лишит рассудка. Я старейший из своего племени, и сильнейший. Жизнь твоя для меня все равно что горящая спичка, а вся ваша цивилизация — как трава, что вырастает по весне и вянет с осенью.