Шрифт:
— Ну, если вам нравится, можете сделать вид, будто я выбрал особо изощренную тактику проникновения во вражеский стан, — ухмыльнулся Томас.
— Так-то уже лучше, — согласился я. — А то, понимаете, обидно: я, можно сказать, развязал войну, а вы не желаете помогать мне по части поддержания враждебности.
Он расплылся в улыбке.
— Готов поспорить, вы все гадаете, на чьей я стороне.
— Вот уж нет, — фыркнул я. — Вы на своей собственной.
Улыбка сделалась еще шире. Улыбка у Томаса из разряда тех, ослепительно-белозубых, от которых трусики у девиц испаряются сами собой.
— Несомненно. Но я ведь оказал вам кое-какие услуги за последнюю пару лет, не так ли?
Я нахмурился. Правда ведь, он помог мне несколько раз, хотя я и не знал, почему.
— Угу. И что?
— Что? Теперь моя очередь. Я помогал вам. Теперь я жду платы.
— Ага. И чего вы от меня хотите?
— Мне хотелось бы, чтобы вы занялись делом одного моего знакомого. Ему нужна ваша помощь.
— Ну… со временем у меня сейчас хреновато, — замялся я. — Надо же и на жизнь зарабатывать.
Томас стряхнул с тыльной стороны ладони в окно кусок обезьяньего напалма.
— Вы называете это жизнью?
— Вообще-то работа обычно составляет заметную часть жизни. Может, вам доводилось слышать о такой штуке… называется работа? Тогда смотрите: вот что бывает, когда вам то и дело приходится биться лбом о разные стены до тех пор, пока вам не заплатят… и то меньше, чем полагалось бы. Вроде как в этих японских телевизионных играх, только славы никакой.
— Плебей. Я же не прошу вас поработать за так. Он оплатит все как положено.
— Ха! — просветлел я. — И с чем ему нужно помочь?
Томас нахмурился.
— Ему кажется, кто-то пытается его убить. И мне кажется, он прав.
— Почему?
— В его окружении уже случилось две подозрительных смерти.
— А именно?
— Два дня назад он послал водителя, девушку по имени Стейси Уиллис, положить в машину сумку с клюшками для гольфа: хотел пройти несколько лунок до ленча. Уиллис открыла багажник, и ее искусал до смерти рой пчел, каким-то образом поселившийся в лимузине за то время, что ей потребовалось, чтобы пройти от машины до дома и обратно.
Я кивнул.
— Угу. Тут не поспоришь. Зловеще подозрительно.
— На следующее утро его личный ассистент, молодая женщина по имени Шейла Барк попала под потерявшую управления машину. Мгновенная смерть на месте.
Я прикусил губу.
— Ну, на слух в этом ничего особенно странного.
— Дело в том, что она в это время каталась на водных лыжах.
Я зажмурился.
— Тогда какого черта там делала машина?
— Ехала по мосту над водоемом. Пробила ограждения и упала прямо на нее.
— Угу, — повторил я. — Есть соображения, кто за этим стоит?
— Никаких, — вздохнул Томас. — Думаете, это энтропийное проклятие?
— Если так, то очень уж неуклюжее. Зато сильное как черт-те что. Экие мелодраматические смерти вышли… — я еще раз оглянулся проверить, как там щенки. Они сбились в пыльную кучу-малу и дрыхли. Колчеухий щен дрых на самом верху. Он сонно открыл глаза, предостерегающе рыкнул на меня и снова уснул.
Томас тоже оглянулся на ящик.
— Славные какие пушистики. Откуда они такие?
— Сторожевые псы какого-то монастыря в Гималаях. Кто-то стырил их там и привез сюда. Двое монахов наняли меня, чтобы я вернул их обратно.
— Что, неужели у них там, в Тибете собак не хватает?
Я пожал плечами.
— Они полагают, что в крови этих собак сохранились гены фу.
— Фу… это, кажется, что-то вроде эпилепсии?
Я фыркнул и, высунув руку в окно, опустил ее ладонью вниз.
— Монахи считают, что они ведут род от божественной собаки-духа. Небесного духа-хранителя. Собаки фу. Они считают, что потомство их собак уникально.
— А это так и есть?
— Откуда мне, черт возьми, знать? Я всего лишь исполнитель. Парень на побегушках.
— Ну и еще, в некотором роде, чародей.
— Мир велик, — вздохнул я. — Невозможно знать все.
Некоторое время Томас молчал под шуршание шин и взрыкивание раздолбанного мотора.
— Э… вас не обидит, если я спрошу, что случилось с вашей машиной?
Я огляделся по сторонам. Признаться, интерьер моего Жучка и впрямь несколько отличался от стандартного «Фольксвагена». Обшивка сидений исчезла. Собственно, и подкладка их — тоже. Это же относилось к коврикам на полу и тем частям торпедо, что были сделаны из дерева. Ну, там оставалось, конечно, немного пластика — винила там, или полиуретана, — и все металлические детали тоже никуда не делись, но все остальное безжалостно ободрали, не оставив и клочка.