Конечно, я в меру сил подремонтировал кое-что с помощью нескольких саморезов, проволоки, дешевых ковриков из супермаркета и нескольких катушек изоленты. Это придало моей машинке этакий постмодернистский дух; я хочу сказать, теперь она смотрелась как произведение художника-авангардиста, выполненное им из обломков, оставшихся после обмена ядерными ударами.

С другой стороны, теперь внутри моего Жучка очень чисто. Черт, я же говорю, что мой стакан наполовину полон.

— Плесенные демоны, — сказал я.

— Вашу машину слопали плесенные демоны?

— Типа того. Их вызвали из гнили, что наверняка водилась у меня в салоне, и они использовали всю органику, что смогли найти здесь, для создания своих тел.

— Так это вы их вызвали?

— Блин, нет, конечно. Подарочек от одного грубияна, с которым я имел дело несколько месяцев назад.

— А я не слышал, чтобы у вас были громкие дела этим летом.

— Жизнь-то не останавливается, приятель. И моя жизнь не вся состоит из сражений с полубогами и воюющими потусторонними народами, из отгадок разных там тайн прежде, чем они меня успеют укокошить.

Томас выгнул бровь.

— Ну да, она состоит еще из плесенных демонов и зажигательных обезьяньих какашек?

— Что я могу сказать? Раз уж слово «магия» кончается на "и я", приходится и мне этим заниматься.

— Ясно. Эй, Гарри, можно спросить у вас еще кое-что?

— Смотря что.

— Вы правда спасли мир? Я хочу сказать, спасали два последних года подряд?

Я пожал плечами.

— Типа того.

— Говорят, вы укокошили принцессу фэйре и остановили войну между Летом и Зимой, — сказал Томас.

— По большей части я спасал собственную задницу. Так уж случилось, что мир тогда был примерно в том же месте.

— Да, такое в страшном сне не приснится, — кивнул Томас. — А эти жуткие парни-демоны в феврале?

Я покачал головой.

— Они выпустили на волю довольно жуткую заразу, но это продлилось недолго. Они надеялись, что все это разрастется в один славный апокалипсис. Они понимали, что шансы на это невелики, но попытку все равно сделали.

— Как Лот, — предположил Томас.

— Пожалуй, да, похоже. Этакий Лотов геноцид.

— И вы их остановили.

— Я помог сделать это и остался при этом в живых. Впрочем, хэппи-энда не вышло.

— Почему?

— Мне не заплатили. Ни за то дело, ни за другое. На горящем обезьяньем дерьме я зарабатываю больше. Это неправильно, но это так.

Томас усмехнулся и покачал головой.

— Все равно не понимаю.

— Чего?

— Зачем вы занимаетесь всем этим.

— Чем — "этим"?

Он поерзал на остатках водительского сидения.

— Воплощением Одинокого Рейнджера. Всякий раз, как вы ввязываетесь в какую-нибудь историю, вам физиономию квасят в кровь, а зарабатываете вы на этом — дай Бог, чтобы на чистку обуви хватило. Живете вы в этой темной, холодной дыре. Живете один. У вас нет ни женщины, ни друзей, и ездите вы на этой помойной жестянке. Жалкая жизнь.

— Вы действительно так считаете? — спросил я.

— Говорю то, что вижу.

Я рассмеялся.

— А вы как думаете, зачем я этим занимаюсь?

Он пожал плечами.

— Все, на что хватает моей фантазии — это что вы либо полны какой-то мазохистской, закоренелой ненависти к себе, либо просто с катушек съехали. Версию неслыханной тупости всерьез рассматривать не будем из уважения к вам.

Я продолжал улыбаться.

— Да вы меня совсем не знаете, Томас. То есть, ни капельки.

— Мне кажется, это не так. Я видел вас в сложных обстоятельствах.

Я пожал плечами.

— Ну, видели — и что? День или два из целого года? И как правило, когда что-нибудь вот-вот убьет меня, раскатав в труху.

— А что?

— А то, что на триста шестьдесят три триста шестьдесят пятых моя жизнь совсем другая, — сказал я. — Вам про меня почти ничего не известно. Моя жизнь не сводится к магическому мочилову или креативной пиромании по всему Чикаго.

— С последним не поспоришь. Я слышал, несколько месяцев назад вы еще и в Оклахому мотались. Что-то там, связанное с торнадо и национальной лабораторией по изучению ураганов.

— Так, оказывал мелкую услугу новой Летней Леди — преследовал одного неотесанного штормового сильфа. Пришлось помотаться там в этих багги, в которых те охотятся за торнадо. Видели бы вы лицо водителя, когда до него дошло, наконец, что это торнадо нас преследует.