— Зверята-а! Хорошие мои! Где-е вы-ы? — проорала будто из леса и полезла в многострадальное окно.

Картина внутри комнаты отражала мои пожелания.

Чуть испуганная пухлая девица в розовом и рюшах в самом углу. Рядом с ней — грустный единорог, лежащий на спинке и подставивший пузико. Ну и поодаль — грозный тигр, остервенело махающий хвостом и отвечающий прищуром на испуганный взгляд девицы.

Кнут и пряник. Мое любимое сочетание.

— Вот вы где, — сказала с облегчением. — Натворили дел… Вы уж простите этих дичков — сладу с ними никакого, особенно после всего… — протянула многозначительно и продолжила более внятные пояснения. — Сбежали, представляете? И даже не подумали, что их наказание обрушится на меня — на простую служанку.

Я громко всхлипнула и повернулась к хозяйке дома той стороной лица, на которой багровел огромный кровоподтек.

Феникс у нас оказался с талантами к рисованию.

— Ох, милочка, вас что, избили? — дамочка всплеснула ручками и в непритворном ужасе прижала ладошки ко рту. Ну какая прелесть! Я даже немного поняла Алика — да быть с такой, что огромное пирожное есть…

Тьфу, ну что за мысли?!

Вот вредно мне брюки носить так долго.

— Я не могу об этом говорить, — насупилась и помотала головой. — А то ни мне, ни моим подопечным жизни не будет… Они, глупыши, думают, что раз вырвались из клетки, ждет их свобода — но ведь не понимают, что он найдет их по зову шерсти…

На последних словах Еди едва заметно дрогнул, но я уже вошла во вкус. Присела перед тигром на колени и принялась наглаживать густую волосню, старательно поливая слезами не накрашенную половину лица.

— Бедненькие мои…Пойдемте со мной, пока он не обнаружил пропажу…

— Да кто он-то? — чуть не расплакалась и сама красотка. — Можно ведь позвать стражу, попросить помощи…

— Да что они сделают-то племяннику короля! — сказала, будто в сердцах, и демонстративно закрыла рот ладонями, округлив от ужаса глаза.

— К-какому племяннику? — проблеяла уже почти бывшая ректорская любовница.

И тут я «не выдержала». Поведала о жутких экспериментах, что царят в подвалах Академии, о ректоре, с виду приличном, а на самом деле жестоком садисте, о том, что поговаривают, что с женщинами он еще хуже чем с животными обращается — сначала заманивает сладкими обещаниями, гладит по шерстке, дарит драгоценные ошейники. А когда те начинают безгранично доверять, отрывается на них по полной. Да так, что некоторых и не находят больше.

По мере моего рассказа я проникалась тяжелой ситуацией все больше, слезы у зверей становились все крупнее — эти твари от смеха и необходимости его скрывать чуть не подыхали — ну а лицо девицы становилось все бледнее.

Стражу она звать больше не предлагала, чаю тоже не сподобилась, зато пообещала что скажет, что не видела нас и не слышала — и с облегчением проводила.

И я услышала из разбитого окна, что кличет служанок — потому как ей срочно нужно уехать на воды. На полгодика.

— Видимо, у нее стадия «безграничного доверия», — философски отозвался тигра.

— Теперь куда? — возбужденно вопросил единорог.

— К городским целителям, — прокаркал неожиданно возникший Феникс.

— Побои лечить? — язвительно уточнил полосатик.

Я лишь показала птичке большой палец. Целители — это хорошо. Пока благодаря пернатому вторая красотка, для разнообразия рыжая, мучается от неизвестного науке отравления — ну да, травить золой феникса еще никто не пробовал, а уж лечить и вовсе не знали как — мы и ей покажем представление.

Там все прошло не менее гладко.

Злостно почесывая все, что только можно — а когда я говорю ВСЁ, я это и имею в виду — и матерясь в адрес уродских мужиков, которые приличные только сверху, а что у них там творится снизу, они и не в курсе, к целителям, предварительно загипнотизированным А-аа, пришла публичная личность.

Ну, то есть личность из публичного дома.

Зашла грязными туфлями в покои, где отдыхала совершенно зеленая и уже не красотка и принялась в красках расписывать себе и стенам, куда она потом засунет… хм, не ректора, а что там у него болтается, как только выйдет отсюда. И если поначалу рыженькая любимица чужих будущих мужей, известная своей патологической страстью к чистоте, брезгливо отворачивалась и отодвигалась к стеночке, то по мере продвижения красноречивого рассказа, слушала все внимательней и зеленела все больше.

Наконец, даму легкого поведения и тяжелой судьбы увели «на процедуры».

А дамочка, пока та еще не вышла, уже звала целителей снова, чтобы поговорить о «дополнительных обстоятельствах».

— Думаешь, кха-кха, сработает сразу? — уточнил Феникс.

— Если что, повторим, — махнула я рукой, но мысленно вычеркнула еще одну мою головную боль.

— Ты справилась за сорок две минуты, — меланхолично заметил А-аа. — Это на семь минут больше, чем с первой.

— С последней придется повозиться, — намекнул тигриный язык.