Шрифт:
– Угу, - Рейка задумчиво кивала и блестела глазами. У неё явно были другие планы на наше будущее, с её-то тягой к аферам и прилючениям…
Так или иначе, но ни тем, ни другим нашим планам не суждено было сбыться, потому что у Папаши на наш счёт были совершенно другие идеи.
Проснувшись утром пораньше, я велела Рейке готовить праздничный завтрак, а сама, прихватив деньги за ярмарку, побежала к Папаше.
Под ногами поскрипывал снежок, радуясь яркому солнцу, городские мусорщики – вёрткие, красногрудые птички, которые получили своё имя из-за любви к городским свалкам и сточным канавам – весело щебетали, поднимая настроение и мне. На марше с лотком сладостей ко мне пристал какой-то мальчишка. Он вертелся вокруг меня и неприятным фальцетом уговаривал купить у него хоть что-нибудь.
– Вдова, ну вдова, - ныл он. – Ну, хотя бы лизуна или замороженный сок чамуки…
Мальчишка, как я и сказала, был незнакомым, а я еще в первые дни жизни в Красных Горах поняла, что сторговывать что бы то ни было у приезжих – последнее дело.
– Мне ничего не надо, - проворчала я.
– Пройти дай!
И на всякий случай сдвинула чуть ближе к затылку джу, чтобы паренёк увидел цвет моих волос и, осознав, чьей дочерью я являюсь, оставил меня в покое. Паренек оскалился, cкользнув взглядом куда-то мне за спину,и отступил на пару шагов к стене ближайшего дома. Я испуганно оглянулась, почувствовав неладное, но на улочке больше никого не было.
«Совсем у тебя нервы, Эстэри, расшатались», - подумала я и свернула к двери, над котoрой красовалась вывеска «У папы Мо».
Папаша ждал меня в главном зале инна и, что явно было плохим знаком, фактически ничего не ел (зная об аппетите родителя, засчитать кружку ароматного травяного настоя и огромный кусок пирога за полноценную еду я не могла). Тыльной стороной ладони он утёр блестящие от мясного сока губы и вопросительно шевельнул тёмно-рыжей бровью.
– Принесла?
– Да, вот, - улыбнулась я и опустила руку к поясу, где у меня висел мешочек с ценными бумагами. Сердце прoпустило удар, и я метнула испуганный взгляд на Папашу, потому что мешочка не было.
– Что такое? – ласково улыбнулся он. – Потеряла что-то?
– Деньги, – едва не плача выдавила из себя я. – Тридцать семь тысяч в ценных бумагах. За ярмарку. Я…
И осеклась.
Давешний мальчишка с марша, появившись откуда-то из боковой двери, скользнул Папаше за спину и зашептал тому о чём-то прямо в ухо.
«Проклятые морги и моржья отрыжка! Чтоб вы все сдохли тут! – мысленно костерила я свою невнимательность, наивность и глупость.
– Свободной жизни обрадовалась, идиотка. Птичек слушала, солнышку улыбалась… Дура! Какая же я дура!»
Глянула на довольный блеск глаз Папаши Мо и с пугающей ясностью поняла: он нас никогда не отпустит.
– Меня ограбили, – обречённо прошептала я, глядя на хихикающего паренька. Вот же малолетняя сволочь! – На марше.
– й-ай, - Папаша сочувственно причмокнул и, отклонившись чуть влево, проорал:
– Эй, на кухне! Я долго еще буду ждать свой завтрак!?
– а пoтом повернулся ко мне и ласково так:
– Не расстраивайся так, детка. Ну, украли и украли. Морги с ними, с этими бумагами. Не иначе, как эта сволота,из приезжих аферистов,тебя и грабанула. Поймаю – бoшки им отверну, это я тебе обещаю…
И повторил:
– Не расстраивайся. Я к тебе Оки пришлю, он поможет сплатный календарь составить. Сколько там было? Тридцать семь тысяч?
Живая вода! Как же мне хотелось вскочить на обеденный стол и, схватив столовый нож, вонзить его в Папашу. И еще раз, и ещё, и ещё, чтобы чёрная кровь булькала в распоротом горле... Я опустила глаза и прошептала:
– Как скажете.
– Скажу, – ухмыльнулся он.
– И это, детка… Если тебе в твою чудную голову придёт ещё какая замечательная идея насчёт того, как можно заработать – не стесняйся, сразу ко мне беги, в любое время дня и ночи. Понимаешь, о чём я?
«Никогда. н никогда нас не отпустит».
– Понимаю, - скрипнув зубами, я поплелась домой, чтобы отменить праздничный завтрак и выслушать от Рейки кучу нелицеприятных комплиментов о мoей дурости и невнимательности. Впрочем, подруга очень быстро сдулась, признав:
– Хотя, думаю, принеси ты ему все тридцать семь тысяч, он бы всё равно что-то придумал. У таких, как Папаша, в рукаве всегда припрятан какой-нибудь козырь. Не плачь, Эр, прорвемся. Придумаем что-то ещё…
Но глаза у Рейки не сверкали, предвкушая очередную аферу, а брови болезненно хмурились.
– Я бы мог сделать так, - проговорил Рой, который тоже присутствовал на несостоявшемся праздничном завтраке, - чтобы Папаша однажды вышел прогуляться и не вернулся. И, скажу я вам, с превеликим удовольствием.
– С ума сошёл! – в один голос возмутились мы с подругой.
– Он, конечно, гнилой киру, - пояснила я, - но всё-таки человек. Я жить потом не смогу, зная, что ты его из-за нас…
Рой вздохнул и осуждающе покачал головой: наша единодушная принципиальность в этом вопросе его, совершенно определенно, не обрадовала.