– Стоп! Дэни, что ты делаешь?! Ты удержишься еще на пяти, не меньше!

– Я не смогу, – кротко ответил мальчик, опуская взгляд.

– Принесите пять табуретов! – Крикнул за сцену Мастак, подавая жест руками: – Попробуем еще раз!

Мальчишка-табуреточник, слегка растерянный, начал повторять свой номер заново. Когда к тем табуретам, что уже были, он добавил еще два, Берта увидела, как капли пота капают с него на сцену. Он заметно переживал, как и те, кто подавал ему табуреты, поднимая их на шесте.

«– Я тоже так же чувствую себя в этом мире», – подумала Берта, глядя на него: «– Подставляю очередной табурет, чтобы достать до Берти и не знаю, свалюсь ли вниз сейчас или позже».

Руки его дрожали. На четвёртом добавленном табурете он сделал стойку на руках и, балансируя, замер. Музыканты перестали играть, глядя на него. Мальчишка находился на большой высоте без страховки, падать с которой было бы опасно для его жизни.

– Еще, – услышала Берта шепот. Мастак тоже замер в предвкушении, он прекрасно знал, что подобный номер не исполняет больше никто, кроме его актёра.

Табуреточник медленно оторвал одну руку от деревянной перекладины между ножками и потянулся к новому шесту, но вторая рука его дрогнула. На мгновение потеряв баланс, он уже не успел восстановить его. Мальчишка упал на спину, тело его, ударившись о сцену, распласталось и обмякло. Словно карточный домик посыпались вниз деревянные табуреты. Кто-то закричал, подбежавший мужчина дотронулся до его лица и покачал головой, взглянув на циркача.

Мастак опустил голову, лицо его помрачнело:

– Репетиция окончена, – сказал он твёрдым голосом, и направился к выходу. Сатира, недолго думая, помчалась следом за ним.

Сэм смотрел на бледную Берту, не отводящую взгляд от тела мальчика, которого окружили артисты. В её глазах не было слёз, но она была напугана.

«– Я тоже?» – Пронёсся в её голове вопрос, который некому было задать.

Ночь была душной и беспокойной для всех. Одди, выспавшийся во время представления, бродил среди шатров и фургончиков, кое-где еще горел свет. Бессонница завела старика в небольшую палатку, откуда вкусно пахло выпечкой и сахаром. Очевидно, это был местный буфет, и фонарь в глубине бросал колыхающиеся отсветы на тканевые стенки. Одди всего лишь хотел присоединиться к тем, кто решил перекусить среди ночи, но укрывшиеся в палатке не нуждались в компании. Мастак и Сатира не заметили старика, они были слишком заняты друг другом на белой скатерти, расстеленной прямо на земле. А тот не стал тревожить их, отправившись скитаться дальше по цирку.

Берти и Крис страдали в голос, рассуждая и рыдая о чём-то. Когда Сэм вернулся на кухню после представления, он нашел их в совершенно невменяемом состоянии. Увидев стоящую на столе пустую бутыль, в которой он хранил спиртовой раствор для промывки особенно нежных механизмов своего корабля, он разозлился и не стал приводить в чувства пьянчуг. Усталый и расстроенный, он уснул в своей каюте, вспоминая, как Берта попросила оставить её одну «подумать» на верхней палубе.

Девушка сидела, свесив ноги вниз через ограждения. Ей было сложно понять, что происходит с ней. Разочарование, как неизбежная гниль, медленно просачивалось в её сердце. Ветер слегка трепал волосы и ночная прохлада сковывала тело. Она просидела на палубе до рассвета, с пустой головой и тяжёлым, подозревающим скорую развязку любви, сердцем.

Сон, который увидел Сэм ночью, заставил его сомневаться в сделанном выборе и совете, который дал ему Мастак. Ему снилось осеннее поле и бледный, ветреный закат. Механик стоял среди колосков пшеницы, обнимая хрупкую Берту, одетую в простое ситцевое платье. Её белокурые волосы были сплетены в две длинные косы, а губы были нежными и желанными. Порыв ветра, ударив Сэма в спину, сорвал с его руки повязанные красные и синие ленты, и они полетели порочь.

Глава девятая

На своих местах

Утренний негромкий разговор у верёвочной лестницы был хорошо слышен на верхней палубе, казалось, влюблённые не заметили Берту или им было совершенно безразлично её присутствие.

– Ты уверена в том, что делаешь? – Усталым тоном спросил Мастак, целуя руку Сатиры, которую она старалась тихонько вытащить из его объятий:

– Уверена, – она беззаботно посмотрела на него, и, увидев грусть в светлых глазах, пояснила: – Ты не будешь вечно так очарован мной. Я постарею, и ты не станешь любить меня, не смотря на то, что постареешь сам. Ты не будешь верен и предан мне, никогда…

– Ты не можешь знать наверняка, – с хитрой улыбкой ответил Мастак.

– Разве? – Так же хитро улыбнулась она в ответ: – А та светловолосая девушка, что выступала на трапеции, разве она не искала тебя сегодня ночью? И разве верен ты ей?

Мастак беззвучно рассмеялся, опустив голову и отпустив руку Сатиры:

– Быть может, ты права. Но он, – циркач кивнул в сторону корабля: – Зачем он тебе нужен? – Ревность неприятно давила ему на грудь, хотя он даже не видел своего соперника в лицо.