Близкий вариант решения проблемы существования внимания с позиций функционального подхода предлагает В. А. Иванников (2010), для которого внимание – формирование временной функциональной системы деятельности (функционального органа) в соответствии с поставленной задачей, или «приведение содержания работы психических процессов в соответствие с решаемой задачей» (Иванников 2010: 297). Данная человеку субъективно направленность его сознания, которую В. Вундт (1912) трактовал как волевой акт апперцепции, с точки зрения такого подхода представляет собой просто сторону целенаправленной активности субъекта, перед которым стоит та или иная задача. Функция отбора, традиционно приписываемая вниманию, прямо связана с детерминацией поведения: «поведение детерминирует не стимул, а жизненные задачи (потребности)», и выбор между ними «делает субъект деятельности, а не внимание» (Иванников 2010: 293). В той же логике, в которой Ю. Б. Гиппенрейтер рассматривает внимание как феноменальное и продуктивное проявление работы ведущего уровня организации деятельности, В. А. Иванников показывает, что продуктивный критерий внимания не обеспечивается «направленностью сознания» на текущую деятельность, а достигается только в том случае, когда «субъект восприятия знает, как решать ту задачу, которая поставлена перед ним», иными словами, когда у субъекта есть средства решения задачи.

Как мы уже отмечали, основы близкого подхода в когнитивной психологии заложил У. Найссер, теоретические взгляды которого в значительной степени перекликаются с представлениями о перцептивной активности и внимании человека в психологической теории деятельности и, в частности, в подходе к восприятию и вниманию Ю. Б. Гиппенрейтер, поскольку внимание выступает для него как «перцептивное действие».

Согласно гипотезе Ю. Б. Гиппенрейтер, внимание – свойство или характеристика функционально-физиологической системы деятельности. Однако возможна и альтернативная гипотеза в рамках той же трехплановой схемы анализа, согласно которой внимание может быть рассмотрено как отдельный компонент этой системы – «акт, направленный на функционально-физиологическую систему деятельности» (Дормашев, Романов 1995: 226), как особая деятельность со своим собственным содержанием и функциями. Согласно позиции Ю. Б. Дормашева, который развивает данную гипотезу (напр.: Дормашев 2003), среди функций внимания как деятельности выделяются актуализация («запуск»), удержание, подавление, разрушение, преобразование и построение функционально-физиологической системы деятельности. Иными словами, внимание выступает как отдельный исполнительный акт, возможно, с моторным механизмом (ср. Ланге 1893). Функции его в каждой из возможных ситуаций зависят от характера задачи. Например, если человек решает задачу на бдительность, ожидая появления важного сигнала, то для эффективного решения этой задачи требуются только две первые из перечисленных функций внимания. Систему необходимо привести в состояние готовности («актуализировать») и удерживать в течение максимально возможного времени в этом состоянии. Если же необходимо выполнить несколько последовательных задач разного содержания, то при переключении между ними может потребоваться разрушение предыдущей ФФС и выстраивание новой, что выразится в периоде невнимания, в течение которого решение обеих задач будет нарушено.

Акт внимания, согласно данному подходу, может быть рассмотрен на каждом из уровней анализа деятельности по А. Н. Леонтьеву в соответствии с местом, которое этот акт занимает в структуре осуществляемой человеком деятельности.

Итак, в рамках психологической теории деятельности есть два ответа на вопрос, существует ли внимание как отдельный процесс. Окончательный выбор в пользу одной из гипотез едва ли возможен даже с использованием строгих экспериментальных методов когнитивной психологии, однако вполне возможно использование представлений о соотношении внимания и деятельности при планировании конкретных экспериментальных исследований.

Более того, в современной когнитивной психологии тоже можно обнаружить обе тенденции. С одной стороны, развитие когнитивной психологии внимания неуклонно ведет к рассмотрению внимания как «совокупности механизмов, относящихся к решаемой задаче» (Deacon, Shelley-Tremblay 2000), иными словами, как характеристики функциональной системы, выстроенной под решение этой задачи. Здесь не столь важно, заключается ли задача в регистрации поступающей информации, в ее анализе и опознании объектов, в отборе и определении приоритетов в потоке информации, требующей от человека ответного действия, или в чем-то еще. Такой подход, казалось бы, близок к рассмотрению внимания как особого аспекта осуществления деятельности, следствия ее смысловой структуры и ведущего уровня организации.

С другой стороны, выделение отдельных действий и операций внимания соответствует линии анализа специфических механизмов внимания за пределами системы переработки информации – таких, например, как распределение неспецифических или, напротив, специализированных «ресурсов внимания» между отдельными блоками и процессами (Kahneman 1973; Wickens 1984), торможение отображений отвлекающих стимулов или их характеристик (Houghton, Tipper 1994) и т. п. В последнее время этот подход получил два новых направления развития: с одной стороны, это поиск единого мозгового субстрата внимания с использованием фМРТ (Wojciulik, Kanwisher 1999), а с другой – поиск общего «фактора внимания» с использованием корреляционного и факторного анализа по множеству различных типов задач на внимание на больших выборках испытуемых (напр.: Huang et al. 2012). Результаты этих исследований нельзя назвать однозначными. Поэтому обе гипотезы ждут своей разработки и дальнейшего экспериментального обоснования с опорой на богатый методический арсенал современной когнитивной психологии. Нам представляется, что для такой разработки может оказаться полезным соотнесение способов теоретического описания, сложившихся в отечественной психологии и в современной зарубежной когнитивной науке.

Как неоднократно отмечалось выше, для отечественной психологии познавательных процессов характерна особая теоретическая традиция, основанная на объяснительных понятиях культурно-исторической психологии и различных вариантах деятельностного подхода, при разработке которых в некоторых случаях использовались положения физиологии активности (Бернштейн 1966) и теории функциональных систем (Анохин 1971; Александров, Дружинин 1998). В свою очередь, теории и модели современной когнитивной психологии оперируют объяснительными конструктами, сформулированными на языке информационного подхода и восходящими к компьютерной метафоре познания. Различия в понятийном аппарате вызывают значительные затруднения при соотнесении результатов, полученных в рамках этих двух разных исследовательских подходов, а предыдущие попытки их синтеза предполагали развитие нового понятийного аппарата, как, например, в случае «микроструктурного анализа» В. П. Зинченко (Зинченко и др. 1975; Зинченко, Мунипов 1979; обсуждение см.: Kaptelinin, Nardi 2009). Возникает вопрос о том, как соотносятся между собой описываемые феномены и предлагаемые модели и при каких условиях возможна интерпретация данных, полученных в рамках одной из традиций, на основе теоретических представлений другой, а также их взаимообогащение.

Одним из центральных в становлении деятельностной методологии конструктивизма является понятие задачи как «цели, поставленной в данных условиях» (Леонтьев 1975: 107). В психологии понятие задачи впервые появляется в работах представителей вюрцбургской школы психологии мышления, необходимость же его была обусловлена тем, что оно было положено в основу описания целенаправленности процесса поиска решения. Считается, что понятие «задача» (Aufgabe) ввел Джеймс Уатт в диссертации 1904 г. (см. Elliot, Fryer 2008) и считал его основой для формирования «установки» (Einstellung), которая, в свою очередь, определяет выполнение задачи. И если постановка задачи считалась актом сознания, то дальнейшее ее влияние, согласно Уатту, могло распространяться и на неосознаваемые процессы. Современные исследователи подчеркивают, что понятие «задача», по Уатту, относилось в большей степени к полученной извне инструкции и «не относилось к внутренней репрезентации испытуемым инструкции» (Ibid: 240), в то время как акцент именно на внутренней, субъективной репрезентации делал в понятии «детерминирующая тенденция» Нарцисс Ах, который использовал также понятие «образ цели» (Zielvorstellung), трактуя его как субъективное представление будущего результата, требуемого внешне заданной инструкцией.

Однако исследования активности познающего субъекта в вюрцбургской школе были ограничены использованием мыслительных задач репродуктивного плана, а «вопрос о средствах, способах, психологических механизмах поиска решения возник здесь далеко не сразу» (Петухов 1987: 28). Наиболее важным вкладом этой школы в становление психологии, помимо того что именно в ней были начаты экспериментальные исследования мышления, стал перенос исследовательского акцента со структуры сознания на его акты, иными словами, на процесс решения стоящей перед человеком задачи.