Шрифт:
— Возможно, — осторожно ответила я, не зная, к чему он клонит.
— Тогда завтра мы идем на персональную выставку какого-то юного дарования.
— Да? Что-то не хочется. — Не люблю, когда меня ставят перед фактом.
— Почему же? Екатерина Петровна так красочно расписала данную выставку, вот я и подумал, что тебе должно быть интересно.
— Мне неинтересно. Тем более Тиму вряд ли понравится. Хотя о чем я говорю, тебе же до него нет никакого дела, зато есть до какой-то выставки, которую распиарила дочь Радомирского! — дойдя до нужно стадии кипения, бросила я ему прямо в лицо.
Видимо, Тим был тем самым пресловутым слабым местом, ахиллесовой пятой Кости. Моя реплика не осталась без внимания. Мужчина побледнел, взъерошил свои волосы и в глазах — теплых ореховых глазах — появился лихорадочный блеск. Отчаяние. Боль. Он напоминал огромного раненого хищника, замкнутого в клетке собственного слабого тела, лишенного навсегда возможности быть свободным.
— Тим — самое дорогое, что у меня есть. Мы с ним связаны навсегда и не только кровными узами. Я такое чувствовал только к одному человеку, брату, хоть он и отрицал нашу ментальную связь. Но я чувствовал его лучше, чем кто-либо. — Он отвернулся от меня, опустил голову и сжал кулаки, было видно, что Костя не желает, чтобы я прочитала эту боль в его глазах. — Когда он умирал, я мечтал оказаться на его месте. У нас в детстве даже игра такая была, мы менялись местами. Допустим, целый день я ел ненавистную манную кашу и смотрел «Чип и Дейл», потому что так обычно поступал Кир. А он бегал хвостиком за папой и задавал всяческие вопросы об устройстве Вселенной, живой природе и прочем. Мы полностью перевоплощались друг в друга. И я настолько терялся в этой выдуманной реальности, что забывал, кто я на самом деле. Потом я частенько мечтал стать Кириллом, побыть хоть денек в его шкуре. И никогда я так не молил об этом бога, как тогда, пять лет назад, в больнице, держа его за руку. Я думал, что он достоин жить, потому что ни у кого нет внутри такой жажды жизни. Он любил жизнь в любых ее проявлениях. А она однажды перестала отвечать ему взаимностью. — Во время своего монолога, который я слушала затаив дыхание, он не шелохнулся.
А я представила этих двоих совершенно непохожих и одновременно похожих близнецов. Костя и Кирилл. Я безумно тянулась к Кириллу, как к источнику света и жизни. Но подсознательно ощущала, что солнце светит всем, и я не избранная. Костя другой. Он маленький лучик света, небольшая лампочка, озарившая темную комнатку для двоих. Он не для всех. Быть может… для меня?
[1] Отсылка к песне «Кто такая Элис?» группы "Конец фильма" (пародийный кавер на знаменитую песню "Living Next Door to Alice").
Черновик!!!
Глава 12. Беги, Костя, беги
Кирилл, 16 лет (отрывки из дневника)
Звонила, звала к себе. Я, стиснув зубы, отказался. И вместо этого позвонил Ритке. Мне надо было понять, что я могу жить без нее. Почувствовать себя нужным.
Достаточно было пару раз сходить с ней в кино, и она смотрит на меня как на божество. С одной стороны такое обращение мне льстит, а с другой — смущает. Рита очень хорошая девчонка, она добрая, отзывчивая. А я все тот же Кирилл и святым не стану. Мы противоположности.
Вчера Костик увидел нас вместе, долго так смотрел на меня, пристально, словно пытался в душу заглянуть. Черт возьми, я уже готов был поверить в то, что между близнецами бывает какая-то связь. Брр… до сих пор мороз по коже от этого взгляда.
— Осуждаешь? — задал прямо в лоб ему вопрос.
Брат покачал головой.
— Судить я не имею никакого права, а вот предупредить могу: не играй с людьми и их чувствами. Потому что однажды кто-то сыграет с твоими.
Я промолчал.
С моими чувствами давно играли в перетягивание каната. Что есть сил потянуть на себя и резко выпустить из рук, потоптаться, плюнуть и начать сначала. Веселенькое занятие, правда?
Костя
Следующие дня мы с Ритой практически не разговаривали. Я с головой погрузился в работу. Дома ситуацию спасал Тимур, который умудрялся на пару со Степкой делать нашу жизнь не такой скучной.
В пятницу вечером, когда я наконец выдохнул, заключив договор с выгодными поставщиками строительных материалов, позвонила Лёля.
— Надо же ты вспомнила о том, что у тебя есть сын! — не удержался от колкости в ее адрес.
— Я об этом никогда не забывала.
— Да-а-а? — протянул я, усмехнувшись. — А почему тогда шепотом разговариваешь?
— Кхе-кхе, — не очень убедительно покашляла в трубку она, — я немного простыла.
— Ты меня совсем за дурака держишь? Боишься, что он услышит? Господи, какая же ты… — вырвалось у меня.
— Ну, договаривай!.. Сука? Стерва? Идиотка? — прекратив ломать комедию, прикрикнула Лёля.
— Да! Все вышеперечисленное! Кирилл, по-видимому, был слепым, когда считал тебя жертвой обстоятельств.
— А я не просила его спасать меня, и ничего никогда не обещала. Он сам, слышишь, сам себе придумал большую любовь!
Я длинно вздохнул, мысленно считая до десяти. Спокойно.
— Иногда мне кажется, что он и меня придумал… — внезапно услышал шепот в трубке.
— Только Тимур не виноват, а сейчас ты делаешь выбор не в его пользу.
— Кость… Как он?
— Отлично, о тебе спрашивает. Ждет, когда ты вернешься.
— В понедельник мы возвращаемся. Скажи ему, что я очень скучаю по нему… — пробормотала Лёля.
— Хорошо. А поговорить с сыном ты не хочешь?
— Нет… Сейчас не очень удобно… — произнесла она, чем вызвала у меня новую волну ярости.