— Он ждет твоего звонка, мать твою! Ждет, Лёля!!! А если твой бандюган хоть на километр приблизиться к Тимуру, я за себя не ручаюсь. Прятаться от него никто не будет. И пошла ты лесом со своей сраной любовью! — взревел я.

Лёля мгновенно «отключилась». Мой телефон с грохотом приземлился на стол.

В горле встал ком, дыхание сперло. Я сделал несколько коротких вдохов открытым ртом, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Так мастерски вывести меня из себя могла только Лёля.

Дверь распахнулась, и в комнату ураганом влетел Тим.

— Папа, Рита ведет меня в зоопарк! — Он бросился ко мне, я усадил его на колени.

— Да? А меня с собой возьмете?

Тимка бодро закивал, на его личике вмиг расплылась радостная улыбка.

В такие моменты я готов был отдать свою жизнь, только бы он так улыбался всегда — радостно и беззаботно. Ведь это счастье — видеть улыбку своего ребенка, такая привилегия есть не у всех. У Кирилла ее нет, и уже не будет. От этих грустных мыслей, я прижал к себе покрепче Тимура и прошептал: «Держись, сынок!»

Сын прижался ко мне и, как всегда, поразил своей проницательностью.

— Пап, мама звонила, да?

Я посмотрел в его глаза и ответил:

— Да, она скоро приедет, передавала тебе привет.

— Со мной она говорить не хочет? — огорошил меня вопросом Тим.

Ну, Лёля! Только вернись!

— Э-э-э… ну, понимаешь… мама немного занята, — промямлил, уткнувшись в макушку сына.

— Понимаю, — тяжело вздохнул понятливый ребенок.

Через пятнадцать минут мы спустились вниз, Рита приготовила ужин и ждала нас.

Я ненадолго залюбовался ею. Темно-каштановые волосы собраны в высокий хвост, на ней коротенькие шортики и майка с Микки-Маусом. Она казалась такой домашней, теплой, родной…

Не выдержал, подошел к ней и притянул за талию. Она от неожиданности чуть не выронила тарелку, которую доставала из шкафа. Осторожно повернула голову ко мне, взглянула в глаза и прошептала «не надо» таким тоном, будто я причинял ей боль своими действиями. Я убрал руки и отошел, присев на стул рядом с Тимуром.

Ужинали мы в тишине, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

После Тимур направился готовиться ко сну, а мы остались наедине.

— Рит, можешь не избегать меня, — тронул ее за локоть.

Локоть она аккуратненько убрала.

— Отлично, не хочешь поговорить? Что не так? — раздраженно выдохнул, поглядывая на ее ровную спину. Она молча мыла посуду.

— Почему ты хотел стать им? — неожиданно развернулась и принялась ощупывать взглядом мое лицо, словно хотела пробраться под кожу. Хотя… она и так давно поселилась там, вызывая табун мурашек одним своим появлением.

Видимо, я достаточно долго не отвечал, потому как она задала еще один вопрос.

— Что не так с тобой или твоей жизнью, почему ты, черт возьми, хотел очутиться на его месте? — повысила голос, раздраженно бросая ложку в раковину и отступая к столу.

— Хм… я не знаю, что ответить, — по привычке взъерошил волосы. — Как такое объяснить? Мы все хотим в определенный период жизни быть кем-то другим, — прикрыв глаза, путано ответил.

— Нет, я никогда…

Я поднял руку, останавливая ее бурный поток слов.

— Не ври. Хочешь сказать, ты никогда не видела человека, который по каким-то параметрам казался тебе лучше: красивее, умнее, успешнее? — Рита нахмурилась, а я довольно улыбнулся. — Мелькала в подкорке мыслишка «вот бы мне так…», «хотелось бы мне быть такой…»? Зависть — это часть человеческой натуры, так же как пустые взывания и риторические обращения к всевышнему с вопросом «почему?». Со временем приходит осознание, что нет лучших или худших, мы все разные.

Если Кирилл пользовался популярностью у девушек, то я был первым по успеваемости не только в школе, но и в университете. Он был заводилой и душой компании, а я собранным и ответственным. Словно в насмешку мы, похожие внешне, были совершенно разнополярными внутри. И то, чего не доставало ему, было вдоволь у меня и наоборот. Поэтому я тянулся к нему, а он, индивидуалист до мозга костей, отталкивал меня. — Слова лились одним сплошным потоком, будто неукротимая стихия, наконец, победила творение рук человеческих, и вода хлынула сквозь прорвавшуюся плотину. И плевать — поймет Рита хоть слово из моего признания.

Она стояла в двух шагах совершенно оглушенная и потерянная, как ребенок, заблудившийся в огромном торговом центре.

Но я не стал ее спасать и подавать руку помощи, выдергивая из человеческого потока. «Кирилл жив», — вот что мелькало каждый раз между строк в любом нашем разговоре.

— Я и рад бы его воскресить, Рита, честно. Но это не в моей компетенции, прости, придется смириться, — бросил напоследок, оставляя ее на кухне со своими растрепанными мыслями и беззащитным взглядом маленькой взрослой девочки.