Она разворачивается с горящими глазами, обвинительно указывая на меня пальцем.

– Ты знаешь, я никогда не хотела этого.

Я поднимаю брови и скрещиваю руки на груди.

– Вообще-то, нет, я не знал этого.

Она выбегает из гардеробной, в её руках футболки на вешалках, которые я хотел отдать в благотворительность.

– Это ты всегда хотел семью, детей и всё это.

– То есть, когда ты носила кольцо и не взяла противозачаточные в наш медовый месяц, это тоже был я?

– Ты знаешь, о чём я.

Она хватает последние вещи из шкафа и переходит к обуви, к обуви, которая осталась. Вот её я брал. В отчаянной попытке усмирить гнев, я приехал в дом, взял большинство пар обуви, бросил в коробку и отдал в эконом-магазин. Я хотел сжечь их, но подумал, что кто-то может воспользоваться ими. Они дорогие. Эта красная подошва обошлась недёшево.

Раньше у меня не было ничего. Меня вырастила одинокая женщина, которая боролась за то, чтобы было что поставить на стол. Без помощи секондхендов, я бы ходил в школу голый. Я не могу выбрасывать вещи, даже учитывая, что у меня всё есть сейчас.

– Не понимаю, о чем ты. Просвети меня.

Она осматривает шкаф, и я знаю, что она ищет обувь, но я просто стою, скрестив руки на груди, и не отвечаю на немой вопрос.

– Энди, будь более снисходителен ко мне. Всё, чем я была половину своей жизни, это мать и жена.

– Не смей обвинять в этом меня, Хизер. Ты прекрасно знаешь, что я бы поддержал тебя, если бы ты решила работать вне дома. Я бы помогал больше, был дома больше и просто бы не принял предложение Барретта и Джоша о повышении. Ты ни разу не упомянула, что хотела чего-то другого.

Она подняла сумки с кровати, и если бы я был джентльменом, забрал бы их у неё. Я джентльмен, просто не для неё. Теперь.

– Ты должен был знать, что всё не так просто.

Я следую за ней на кухню, где она облокачивается о стол и откручивает крышку бутылки с водой, которую принесла с собой.

– Конечно, я знал это. Но не осознавал, что ты чувствовала себя, будто застряла в пригородном аду.

Её глаза загорелись, она ударила бутылкой по столу, и из неё вылетело несколько капель.

– Я никогда такого не говорила.

– Тебе и не нужно.

Я сжимаю руки в кулаки и глубоко вздыхаю, пытаясь усмирить гнев. Я так зол не из-за себя. Из-за сыновей. Наши мальчики, которые являются подростками, нуждаются в маме, несмотря на то, какой хреновой она оказалась.

– Не делай всё это ещё сложнее. Кроме того, мальчики у тебя. Ты имеешь то, что хотел. Почему ты всё равно сражаешься? Почему беспокоишься? Ты уже живёшь дальше с ней.

– Ещё сложнее? Не знаешь, почему сражаюсь? И какого фига тебя беспокоит, живу я дальше или нет. Ты бросила меня много лет назад.

Она вздрагивает от моего тона, и я понимаю, она почувствовала злость в нём.

– И что ты знаешь о моей личной жизни? Я не ходил ни на одно свидание.

– Это не то, что я слышала, – ухмыляется она.

– Тогда тебя обманули.

Она пристально смотрит на меня, видимо, чтобы понять, вру я или нет. Когда она не получает того, что хочет, выдыхает и закатывает глаза.

– Ты сказал, что хочешь забрать ребят. Я отдала их тебе. Зачем я нужна?

Я ударяю кулаками по столу, и она вздрагивает.

– Я не нуждаюсь в тебе, Хизер! Я хочу, чтобы у мальчиков была их мать! Как ты не понимаешь этого? Ты хоть задумывалась, как им? Чувствовать, что они ничего не стоят? Что их собственная мать не хочет их? Ты их бросила!

– Я не бросала их, – она закатывает глаза, – я оставила их с отцом. С тобой, с твоим прекрасным триумфом.

– Да ну.

– Знаешь что? Я почти не хотела делать этого, но сейчас, когда ты напомнил, что я так милостиво отдала тебе мальчиков… – она разворачивается и вытаскивает бумажку из заднего кармана, вручая мне.

Я открываю её и мой взгляд скачет по словам, в которые я с трудом могу поверить. Я медленно поднимаю взгляд. Она ухмыляется, осматривая ногти, как будто ей всё равно.

– Что это?

– Моя доля.

– Твоя. Доля.

– Верно. Моя доля. Ты же не думал, что я просто уйду и не получу ничего после стольких лет?

– Мой семейный домик в горах?

Она пожимает плечами.

– Ты знаешь, как мальчикам там нравится.

– Тогда ты найдёшь другой, чтобы заменить его.

Я истерично смеюсь. Когда я беру себя в руки, вздыхаю и провожу рукой по лицу.