— Ветре-брате, Земле-батько, Пламя-сила, Вода-мила… милый… — Ирка едва заметно улыбнулась, а алтарь под ней переливался, когда каждая стела отвечала на ее призыв. — Я — во всем, и я — твоя, я и небо, и земля… — алтарь заполыхал всеми цветами радуги, как когда-то светился Алатырь-камень, спрашивая ее, кто она. И она выбрала — тогда и сейчас.

«Калин был прав, я — человек! Но и я права, по-тому что я — острие копья! Человеческого копья!» — И она резко развела руки, точно хотела обнять все Древо:

— Я творец, я и тварь, я и жрица, и алтарь, сквозь меня бежит наш век, я здесь — каждый человек! — прокричала она, окутываясь зеленым ведьмовским ореолом.

Алтарь издал длинный протяжный скрежет, сияние стелы у Ирки за спиной стало нестерпимым, и в его сверкании нарисовались смутные силуэты: тощая, покрытая шрамами девчонка с вплетенными в волосы костяшками, суровая лучница на степном коньке, княгиня в драном летнике с окровавленным мечом в руке, казачка с легким кузнечным молотом на плече, кокетливая барышня в салопе и еще десятки и десятки разновременных, разновозрастных и просто разных женщин возникли, выстраиваясь за ее спиной. Их сила и знания, отданные щедро, без остатка, хлынули в нее. А мир позади нее точно распахивал окно за окном, и за хортицкой ведьмой вставали суровые воины, бойцы разных времен, и мудрецы в одеждах восточных звездочетов и в современных белых халатах, и зодчие, возводившие пирамиды, и полуголые рабы, рывшие первые каналы, и космонавты, и неведомый мужик в шкуре, впервые приспособивший под тачку круглый срез бревна, и актеры, потрясавшие сердца и души своей игрой, и писец, корпевший над рукописью под сенью древнего монастыря, и те, кто первыми додумались потянуть нитку из овечьей шерсти и соткать льняное полотно, и те, кто приблизил далекие галактики. Они все были здесь, без различия знаний и званий, времен и расстояний, те, кто год за годом, шаг за шагом превращал беспомощное мягкотелое существо без зубов и когтей, дрожащее во мраке пещеры, в могучую Силу из Слова и Дела! Миллионы и миллионы частиц новорожденной стихии, именуемой человечеством.

И зарычал Великий Пес. Черные щупальца хлестнули по стволу Мирового Древа… и стала пересыхать земля вокруг и везде, превращаться в будто опаленную огнем крошку, и никло все живое, и травы, и сады, и посевы, и мычала жалобно скотина в хлевах, и просили пить дети. Ведьма на алтаре пронзительно закричала в ответ, и запульсировал окутавший ее ведьмин огонь — и синими венами побежали меж пересохшей землей нити каналов, и заструилась по ним вода, возвращая жизнь.

И снова зарычал Пес — и сомкнулась земля, выдавливая пущенную в нее воду, и поднялась вода стеной над селениями и городами, из друга превращаясь во врага и грозя погрести под собой. И снова закричала ведьма — и встала плотина на пути воды, не пропуская ее.

И в третий раз зарычал Пес — и тучи мух и саранчи ринулись на людские посевы, и рычащие звери вышли из лесов…

Ирка коротко хрюкнула — и бурно захохотала:

— Это уже смешно! Мне что, в аптеку за репеллентом сбегать? Надоело! — И ринулась вперед.

На поросшей барвинком поляне у валуна Великий Водный пошатнулся — кровь хлестала из взрезанного запястья, точно кто-то тянул ее. Ирка окуталась зеленым пламенем и захохотала снова. Потом ее погруженные в камень руки напряглись, будто сомкнулись на чем-то… Рванули! Раз! И еще! И снова! Лицо ее на миг исказилось отчаянием, ее неумолимо поволокло к валуну, втаскивая внутрь. Великий Водный взревел и ударил по валуну с силой, с какой цунами бьет в затихший от ужаса берег. Камень лопнул. Осколки шрапнелью полетели во все стороны, братья Великие дружно залегли, и только он кинулся к Ирке. Ведьма упала на колени, волоча за шкирку что-то яростное, рычащее, и это рычащее содрогалось, мучительно изменяясь. Распахнулись коричнево-рыжие крылья, блеснули собачьи клыки…

Пламя Смородины погасло, исчез дымный силуэт Калинового моста, пропал и гигантский панцирь черной черепахи, растаяли громадные смутные фигуры, глядящие сквозь раскрытые небеса… зато приглашающе распахнулось ярко светящееся окно портала. Великий Пес взмахнул крыльями и рванул к этому выходу — подальше отсюда, прочь, в другой мир, где ждали его свобода и… месть!

Иркины пальцы соскользнули с шерсти, а из-под нарукавья следом за беглецом потянулась струя ее крови…

Окровавленная, обожженная, в истрепанном в лохмотья костюме, Оксана Тарасовна запрокинула голову навстречу новому «окну» в небе. Враги сыплются один за другим, девчонки все как одна ранены, толстая дура Стелла примчалась на помощь вместе со своими бабками. Двоих из них пришлось зашвыривать прямо в окно реанимации: одну с почти отрубленной рукой, вторую с банальным сердечным приступом — прихватило дурищу, как первого змея увидела! Сражаться сил не было, но сдаваться ведьма не собиралась — по руке медленно, как масло, стек клуб блекло-зеленого пламени.

Небо дрожало, точно трясли над головами огромное стекло. Над Днепром, срезая верхний слой воды как ножом и выгибая дугой давно опустевшие мосты, прокатился чудовищный рык!

— Громадное лезет! — Девчонки слетались к ней со всех сторон. На закопченном лице Маринки азартно сверкали глаза и зубы, рыжие волосы Катерины вились как флаг.

«Вот тут-то нам и конец», — тоскливо подумала Оксана Тарасовна.

Небеса раскрылись, град камней брызнул во все стороны, и на ведьм ринулась пасть. Широко распахнутая пасть, за которой завороженная то ли ужасом, то ли восторгом Оксана Тарасовна едва разглядела горящие глазищи и широко распростертые коричнево-оранжево-черные крылья. Великий Пес Симаргл в Силе и Ярости своей взмыл над обреченным человечьим миром, и только жалкие ведьмы нахально осмелились встать на его пути. Пес жутко оскалился — клыки ощерились над замершим городом…

— Бежим? — жалким голосом пролепетала Маринка.

— Никуда мы не побежим! — Оксана Тарасовна взмыла навстречу Псу плечом к плечу со Стеллой.

Запахом звериной пасти дохнуло в лицо, горячее дыхание Симаргла завертело ведьм в воздухе…

Позади Пса выросла гигантская, на все небо фигура девчонки — спутанные черные волосы и подол зеленого платья полоскал ветер. Девчонка взмахнула рукой — и вслед Псу полетел алый аркан. Петля захлестнулась у него на шее. Оксана Тарасовна, зависшая перед самой мордой клыкастой смерти, увидела, как глаза Пса жутко выпучиваются, пасть разевается еще шире, судорожно хватая воздух. А потом над Днепром пронесся древний, как сам мир, боевой клич наднепрянских ведьм — пронзительный, до звона в ушах, девчоночий визг!