— Рэй, на тебе другие пострадавшие, садитесь на полянку в паре километров ниже отсюда!

— Как же ты сам, Дакар?

— Я заберу дочь в подвесную и вспомню, чему меня учили в полку! Ждите меня на поляне!

Обхожу по мелководью большой камень и на узенькой полоске галечного пляжа вижу лежащую Женьку. На камнях буро-красная полоса, как будто она ползла по ним. Левая рука подвернута под тело, правая вытянута вперёд. Все видимые участки кожи покрыты синяками и порезами, футболка излохмачена, как будто её драл когтями Барсик. Всё это мелькает в моей голове, пока я подбегаю к ней. Внимательно осматриваю, ощупываю — нет критических повреждений! Переворачиваю, лицо в синяках, из носа течёт кровь. Она открывает глаза, они как будто выцвели, и похожи на два осколка зелёного стекла.

— Папка! Как ты меня нашёл? — шепчет дочь и теряет сознание. Руки и голова работают, как часы, по давно отработанной программе. Медсканер в инструметроне показывает множественные ушибы и порезы, сломаны три ребра, ушибы внутренних органов, сильнейшее переохлаждение и сенсорная перегрузка. Она что, колдовала? Делаю всё на автомате: накладываю фиксатор на рёбра, разодрав и выбросив остатки футболки, обрабатываю и заклеиваю фиксирующей плёночкой порезы. Снимаю подвесное и аккуратно укладываю её туда. Застёгиваю замки, подтягиваю ремни и надеваю подвес на спину. Дочь висит тряпочкой, привалившись головой к моей спине. Подхожу к обрыву, передо мной — тридцатиметровая, почти отвесная стена. В ботинках и перчатках не залезть. Снимаю и то, и другое, аккуратно ставлю рядом с чемоданчиком. Потом Толият достанет.

Лезу вверх, обдирая о камни руки и ломая когти. Один уже сломан, и крайний левый палец на правой руке почти бесполезен. До верха метров пять, подо мной двадцатипятиметровая пропасть, сорвусь — костей не соберём! Внезапно камень под левой рукой проворачивается и улетает вниз, правая скользит по гладкой поверхности выступа — чувствую, как скрипят когти по камню, но это не помогает мне удержатся. Становится страшно, но вдруг какая-то сила прижимает меня к скале и так же быстро исчезает. Закрепившись, поворачиваю голову и смотрю за спину, вижу спутанные волосы дочери, она без сознания, голова висит, на белой ткани моего уника появляются тёмные красные капли, стекая вниз, к ногам. Это придаёт мне силы, кажется, что на одном дыхании взлетаю наверх и переваливаюсь через край. Чуть отдышаться и бегом вниз, на поляну.

— Рэй! — кричу я в гарнитуру. — Рэ-эй, вы на месте?

— Да, Дак, ждём тебя!

— Рэй, свяжись с Даян. У неё такая-же группа крови, как у Женьки! Возможно, потребуется переливание, — говорю я и бегу так, как никогда не бегал.

Женька (Городской госпиталь, г. Леонов, два дня спустя).

Я стою на краю пропасти. Вокруг, насколько хватает взгляда, раскинулась ледяная пустыня. Лед, странного, голубовато-жёлтого цвета, был везде! У меня — не менее странный костюм… хотя, это скорее броня, судя по перчатке, которую я разглядела сквозь визор шлема. Левая рука висит плетью, и я её почти не чувствую, даже пошевелить толком не могу. За спиной, на льду, лежит корабль — он покорёжен и изломан, корпус лопнул посредине, и корабль сложился почти пополам. Вижу торчащие шпангоуты корпуса, висят пучки проводов, торчат лопнувшие трубопроводы. Видны помещения палуб. Наружная часть корпуса, странного, антрацитово-чёрного цвета, сейчас покрыта плавлеными ранами, кое-где толстенная на вид обшивка проплавлена насквозь. Я разворачиваюсь и бреду к обломкам корабля. Среди всякого мусора и перекрученных железяк стоит восьмиколёсный БТР, два передних колеса с моей стороны срезаны, как бритвой — видно торчащие элементы подвески с блестящим срезом. Подхожу к БТРу и нажимаю на светящийся зелёным светом небольшой кружок на броне. Кусок брони отходит и открывается, за ним видна плёнка силового поля. Я оборачиваюсь и снова оглядываю панораму ледяного мира, он страшно тих, и приходит понимание, что я здесь — одна, совсем одна!..

Сначала пришла боль, она, казалось, была везде, болело всё: руки, ноги, тело, огнём жгло кожу. Гулким барабаном боль пульсировала в голове. Вокруг что-то гудело, пищало, шипело, что-то говорили чьи-то голоса. Кто-то подошёл ближе, обдав чувством любви и тревоги, что-то кольнуло в руку — и боль начала отступать, меня понесло, покачивая, как по волнам, медленно пришла мягкая тьма, и я уснула, в этот раз — без сновидений.

Во второй раз меня разбудил разговор. Тихим шёпотом говорили мои отцы, но всё равно я прекрасно слышала.

— Дак, как она?

— Состояние хоть и тяжелое, но улучшение уже заметно!

— Дак, с такими повреждениями — почему без регенератора?

— Миш, мы не понимаем некоторых моментов, она очень необычная! Вот, смотри, это структура нервного волокна у тебя или у Даян. А вот это — такое же волокно у Женьки.

— Оно как будто плотнее, и волокна другие, более тонкие, и их заметно больше.

— Да, Миш, но два года назад было, как обычно! Или вот, смотри, это структура мышечного волокна обычного человека. А теперь — какое оно у Женьки!

— Обалдеть! Волокна как будто спиралью скручены, и они, получается, длиннее!

— Не только длиннее, но и эластичнее, гибче и, самое главное — при сопоставимой плотности мышечной ткани она способна создавать в три раза большее усилие! Миша, мышечная ткань меняется прямо сейчас! Поэтому мы не стали помещать её в регенератор — неизвестно, как отразится на Женьке!

— Невероятно! Ты думаешь это последствия?

— Не думаю, Мишка! Я точно это знаю! Её организм реагирует на стресс — изменяется, адаптируется, становится сильнее и устойчивее! Это просто чудо какое-то!

— Как думаешь, это может быть последствиями того отравления Даян? Того, во время беременности?

— Я не знаю, Миш. По Мендуару больше не было таких отравлений, а по остальным колониям у меня нет статистики! Её почему-то секретят…

— Конечно, секретят! Ведь несчастные случаи и аварии на производствах портят репутацию компаний! Поэтому в общем доступе таких данных нет. Я попробую поговорить со Стивеном, может, у флота что-то есть. Если есть, он передаст информацию нам. И, Дакар, пожалуйста, не выкладывай данные обследования в медицинскую сеть колонии!