В прошлом году я с ней освоила весь комплекс биотических воздействий десанта азари, причём даже те техники, которые сама Нейр использовать не может — из-за ограничений на пропускную способность биотического канала. Но запомнить она их смогла и показала мне. Это, в основном, воздействия массового применения, вроде поля деформации или волны детонации. Пока я использовала их только на полигоне. Восторг! Впечатления самые сильные, девчонки-азари тоже были под впечатлением. Особенно от волны детонаций: сплошная стена разрывов, шириной метров пятнадцать, так и летящие в разные стороны куски пластиковых контейнеров-мишеней, да пылища клубами. Слышу чей-то шёпот за спиной: «Сильна рыжая! Прям оружие массового поражения!». А то, мы, Шепарды, такие!

Мне двенадцать. Тело медленно меняется — и я чувствую, что скорость изменений нарастает. Как инженеру в прошлом, мне интересен опыт развития женского тела — оно отличается от мужского. Несмотря на моё сознание, я всё больше и больше чувствую себя именно женщиной. Ловлю себя на изменившемся мировосприятии — хотя всё равно больше полагаюсь на логику, но чувства чем дальше, тем тяжелее держать в узде. А ведь ещё не пошла гормональная перестройка… что будет потом-то? Даже страшно иногда становится, как подумаю об этом… Насколько же мы, мужчины и женщины, разные — это даже не разные галактики, это просто разные вселенные! И мне удивительно, как мы вместе уживаемся! Наверное, потому и уживаемся, что просто дополняем друг друга. Взгляд с другой стороны ошеломлял. Сколько я воевала со своей новой натурой… одно желание реветь по любому поводу и без повода чего стоило! Разум ждёт одного типа реакции, а тело демонстрирует другой. Как меня это бесило поначалу! Сейчас привыкла, даже использовать научилась.

Девчонки тоже растут и меняются, только Джина меняется медленнее, она, по сути, ещё ребёнок. Батарианцы взрослеют чуть-чуть медленнее, но в этом возрасте очень заметно, особенно на контрасте с Наин — турианцы взрослеют быстрее людей. Сестрёнка уже вполне напоминает девушку и нет-нет, да и бросает взгляды на парней.

Да, к нашей компании присоединились парни. Это, как не трудно догадаться, Алекс Хартманн и Ферон Танрис. Хартман, как шёпотом поведала мне Наин, запал на меня. Тоже мне, Цитадель открыла… а то я не знаю! Обломинго Сане крылом махнёт, но не прогонять же, жаль обижать хорошего человека. Главное — поводов не давать, само пройдёт, особенно с такой злобной язвой, как я. Как мы хихикали, когда подслушали в «Галамаркете» разговор Джозефа со своим соседом — таким же фермером, только турианцем Маркосом Джарвисом, папашкой моих одноклассников-близнецов, что невероятная редкость у турианцев. Они стояли у стойки небольшого кафе в мегамаркете и смотрели в зал. Мы с Джиной и Наин сидели за столиком, ели мороженное, и они нас не видели.

— Слушай, Джо, твой младший что-то к Шепардам зачастил, да в компании с их девкой и подружками её всё время таскается. Влюбился?

— Не говори, Маркос, влюбился — таскается за рыжей, как телок на верёвочке, смотрит ей в рот. Прям не знаю, что с ним делать.

— А поговорить не пробовал? Вроде как рано, им ещё всего девять лет… А Женька что? Как она к твоему?

— Да нужен он ей, как муклику стоп-сигнал. Она ж армейская косточка — вся родня в погонах! Уйдёт через пять лет в корпус — только и видели её. Братья вон старшие — оба уже в корпусе, и она, говорят, туда намылилась. Если поступит — это лет на тридцать во флоте, минимум. А, с учётом такого деда, она, пока до адмирала не дослужится или голову не сложит, не остановится. Какая это сноха? Вот и я думаю, что никакая. Характер у неё, что сталь, такую в дом возьми — через месяц вся моя ферма будет строем ходить и честь отдавать. Ну нахрен, я во флоте всего этого наелся досыта, ещё и дома, как в казарме! Жена должна мужа слушаться, а не наоборот. А такая послушается, жди!

— Думаешь, само пройдёт?

— Пройдёт. Как уедет зазноба на Землю, так и забудет про неё — не сразу, но забудет. И хорошо. Я вот фермер, Маркос, как и ты, моё дело — землю пахать и людей кормить. А их — защищать нас всех. И жена моему обалдую нужна из фермеров, чтоб знала и любила эту жизнь. А какой из вояки фермер?

— Ну ты выдал, Джо! А я, по твоему мнению, что — плохой фермер?

— Маркос, ну какой ты вояка? Отслужил обязательные десять лет — и уехал сюда, ферму купил. Сам говоришь, на ферме вырос, отец твой и дед — фермеры. Я ведь тоже флоту десять лет жизни отдал — отец меня в 17 лет отправил в учебку космопехов. «Иди, — сказал, — и отдай долг своей стране, или ты не мужчина?». А, пока я родине долг отдавал, корпораты ферму у нас отжали. Пришёл домой — подруга моя, Лиз, соседская дочка, сидит на нашем крыльце и ревёт. Их ферму за год до этого отобрали, они всем семейством к нам перебрались. Её отец не пережил этого, помер. И мой тоже плох совсем. Пришёл, сел рядом, она мне всё и рассказала, в грудь мне уткнулась — и ещё громче реветь. Сижу рядом с ней — и такая тоска, Маркос… Эта ферма нам, Хартманам, 300 лет принадлежала, там целое кладбище моих предков рядом… и вот — её отобрали. Видимо, так мы родине нужны… я десять лет под пулями ходил, пришёл домой, а дом забрали! Хорошо, что случайно заметку увидел — про набор колонистов на Мендуар. Женился на Лиз, забрал её, тёщу свою, мать с отцом, сестру с мужем, да и уехал сюда. И знаешь — и разу не пожалел! Пусть у нас говорили, что у русских с демократией плохо… знаешь, Маркос? Хер бы с ней, с этой демократией! У нас, в Штатах, она тоже странная — у кого больше денег, тот и охуенней демократ… а индейцы до сих пор в резервациях живут, как и триста лет назад.

— Может ты и прав. Брат мой младший тоже к нам собирается, говорит, год дослужит и уволится. Как приедет, поможем ему, сосед?

— Конечно, поможем! Чем больше фермеров, тем лучше! Мы вот с тобою, соседушка, пашем-пашем, и другие фермеры тоже без дела не сидят, а всё едино — треть продовольствия в колонию завозить приходится. Это не дело! Так что общество только «за» будет и обрадуется новому хозяину на земле, вон её, земли, сколько, стоит пустая — плохо это, надо осваивать… Может это, дружище, по стаканчику?

— А давай! Пока наши жёнушки по магазину ходят и нас не видят. Девушка, налейте нам два по двести водочки, и огурчиков солёных парочку, — ответил Джарвис, сделав характерный жест пальцами.

Вот ведь фермеры — не признают тары меньше стакана, что тогда, что сейчас, и без разницы, что здесь не Земля, и один из них американец, а другой — вовсе турианец. Собеседники чокнулись, выдохнули, выпили и захрустели огурцами.

Как же я в первом классе, в самом начале, спалилась… как Штирлиц в анекдоте. Нас две недели тестировали на психологическую предрасположенность. Здесь это насущная необходимость — при том объёме знаний, которые нужно запихнуть в голову ученикам, пусть и с помощью мнемографа, учить широко нет возможности. Чтобы определить направление для обучения, детей тестируют на предрасположенность к тому или иному складу ума. Здесь не станут пичкать точными науками явного гуманитария, или изводить технаря чтением разной художественной литературы. Так что я, как все, писала тесты, причём старательно, вдумчиво. Написала все, и после проверки ко мне подкатила классная. Улыбнулась и спросила, мол, не хочу ли я ей чего-нибудь рассказать. Я глаза большие сделала…

— Вы вообще о чём?

Она и говорит:

— Жень, ты прекрасно написала тесты, пожалуй, лучше всех в классе… Но есть очень большая странность, рассказать?

Я покивала. От азари просто тянуло любопытством пополам с каким-то странным, будто бы отстраненным, научным интересом. Так мой папаня Дакар смотрит на сканы моих тканей после очередного изменения.

— Так вот, сейчас я сижу — и вижу перед собой ребёнка, семилетнюю девочку-человека. Однако, согласно тестам, — она постучала пальцем по экрану датапада, — передо мной сидит не девочка и совсем не ребёнок, а взрослый мужчина-землянин! Что скажешь?