Так и я стал поступать. Гляжу на нее весь урок восторженно, только что не мычу от радости… А уж ей это очень нравилось. А когда она мимо проходит, я еще губами так: чмок-чмок сделаю, — это я уже сам придумал, как будто ей ручку целую… Так она сразу вся разулыбается и идет довольная, нравится ей, что студенты ее любят и уважают. Так я и с госэкзаменом расправился, расщелкал его как орех!

И тут, только я ей его сдал, и — или ее кто-то подсидел, или еще чего? — уволили ее из Литинститута, убрали, сдули с божьего одуванчика все пушинки… Тоже ее кто-то подсидел, не иначе, навострился на теплое и почетное место завкафедрой. Но мне уже было по боку, я по немецкому языку никому ничего не должен.

Вообще-то, плохих людей нет в природе, и преподователей тоже, только все со своими причудами и ко всем свой подход нужен.

Монголка Сарантуя — или просто Сара — крупная женщина была, тяжелая. Никто ее в общежитии побороть не мог, совладать с ней. А многие пытались ее побороть да себе заполучить. Один только Володя из Астрахани и смог с ней совладать. Он мастер спорта по дзюдо был, и тоже — не маленький, тяжелый. Как возьмет ее в оборот, как проведет ей прием, как шмякнет об пол! Так она сразу на полу окажется, под ним, а он на ней, значит — он сильней, победил.

Вначале Сара поверить не могла, что он сильней. Не хотела сдаться. Потом поверила и стала его любить. А у них в Монголии так: если мужчина сильнее женщины, может ее побороть, значит — он в доме хозяин, его любить можно. Стал Володя хозяином у себя и у Сары в доме.

А к Саре часто казашки заходили, Баха и Мадина, чаю попить. А они совсем не тяжелые были, не то, что Сара. Вот зашли они однажды к ней почаевничать, а я к Володе в гости зашел… Сидят они, чай пьют, и я с ними… Гляжу на Мадину, а она — черненькая, худенькая и совсем не тяжелая, как Сара. «А ну, — думаю, — интересно, поборю я ее или не поборю?» Я-то сам тоже — не особенно толстый, но, думаю, ничего, с ней справлюсь. Ущипнул ее несколько раз, посмотреть: любит она бороться или нет? Смотрю, не очень отбрыкивается. Понял я: любит она бороться, может, даже не меньше, чем Сара.

А комната у Сары — здоровая, есть, где побороться, всем места хватит. Только стали мы с Мадиной бороться, а Сара как подскочит — и на меня.

— А ну, — кричит, — иди отсюда! Моя Мадина! Я Мадину сама поборю! — и драться на меня, и бороться полезла.

А я ничего понять не могу, что происходит, только настроился на борьбу, и на тебе! А Володя сидит за столом и похохатывает добродушно… Конечно, он бы мог мне помочь, с Сарой разобраться, он мне — друг, но так нельзя, так — не честно будет. Пришлось мне уйти… Не дала мне Сара Мадину побороть, она чаю напилась и в гневе страшная была.

Ну да ладно, ничего, я тогда к киргизкам пошел бороться… Киргизки, говорят, тоже сильно борются. Борцы — еще те! А нам, что казашки, что киргизки — все едино. Правильно ведь?

Потом Сара сказала Володе:

— Поехали со мной в Монголию, раз ты меня поборол. Будем там в юрте жить, баранину есть и стихи писать. Ох, и хорошо нам будет!

А он отказался.

— Что, — говорит, — я в Монголии забыл? Лучше я в Астрахань поеду, буду судаков ловить да есть. Тоже — не плохо. Все лучше, чем в Монголии.

Так и уехала Сара одна. Получила заветный диплом и укатила в Монголию с монголами бороться…

Устроили студенты в клубе «Молодой литератор» общее собрание. Всех в общежитии, кто смог подняться, собрали на сходку по серьезному вопросу: выбирать нового председателя студенческого комитета. А то все предыдущие председатели какие-то не такие оказались, как надо, нехорошие… Их выберут — как добрых, чтоб они к брату студенту по-братски и по-товарищески относились, а они потом, на поверку, как раз недобрыми и оказываются, и ни братства, ни товарищества от них не дождешься, надо так выбрать, чтобы не ошибиться.

Решили кандидатуру Ильи Гребенкина предложить — знаменитого фантаста.

Он хоть и фантаст, в других измерениях витает, а вдруг да он и на земле пригодится, в реальной жизни? Будет студкомовские дела хорошо вести и ладно, по-человечески… Кто-то в шутку предложил — а его действительно взяли и выбрали! Дали ему наказ: давай, мол, Илья Гребенкин, действуй, веди студкомовские дела хорошо, чтоб от тебя по отношению к студентам одно счастье и польза была, чтоб ты все проблемы и конфликты миром разрешал. Короче, через тернии — к звездам!

Так и стал он председателем студкома. И сразу преобразился. Думали, что он — фантаст-мечтатель, о всеобщем счастье мечтает, а он — нет, сразу земным до мозга костей стал, прагматичным и мелочным оказался!

Перво-наперво к себе в комнату журнальный стол притащил и два кресла, чтоб было где посетителей принимать, а снизу ковер положил, чтоб все по уму было, и точно, приемная получилась!

Как не заглянешь к нему в гости, по старой дружбе, — ведь мы же на одном курсе учимся, — по-свойски так, без стука. А он сразу: