Вересов покачал головой.

– Мне, как у нас говорили, в падлу вас бросать.

– Вот и займись тогда этим вопросом. Лучше вообще всю охрану сменить.

– Самое время, - усмехнулся Евгений Иванович.

– Время не время, а делать надо. И, Женя, последнее мое слово... Вот этот наш разговор... Ты ничего мне не говорил, я ничего не слышал. Понял?

– Понял, - хмуро ответил Вересов.

– И все. На этом ставим точку. Я по-волчьи никогда не выл и выть не собираюсь.

Суханов опустил стекло, отделяющее салон от водителя.

– Коля, - сказал он шоферу.
– В Первую городскую больницу.

Глава 7

Мобильный телефон Лукина не работал весь день.

"Либо повредил трубку, - думал Суханов, - либо сменил номер. Заеду в штаб, узнаю".

В больнице Сергея Сергеевича Лукина уже не было - дежурный врач сообщил Суханову, что действительно заместителя мэра привезли, но от госпитализации он отказался. Легкий ожог дыхательных путей - в принципе, ничего страшного. Конечно, полечиться стационарно не мешало бы, но Лукин был категоричен и, получив первую помощь, тут же куда-то умчался.

Суханов кивнул и отправился к своей машине. Едва он открыл дверцу, как зазвонил мобильный телефон.

– Андрей Ильич?
– спросил незнакомый голос.

– Да. Кто говорит?

– Вас беспокоит старший следователь прокуратуры Смолянинов. У нас есть к вам несколько вопросов. Вы не могли бы к нам приехать?

– В чем дело?
– спросил Суханов. Ему требовалось быть в офисе, и ехать куда-либо еще, тем более на встречу с каким-то следователем Смоляниновым, совершенно не хотелось. Настроение после беседы с Вересовым было отвратительным.

– Это касается дела Павла Романовича Греча. Всего несколько вопросов.

– Когда вы хотите встретиться?

– Да хоть прямо сейчас. Если вам удобно, конечно.

– Где вы находитесь?

– РУВД Центрального района. Кабинет тридцать два. Я вас жду.

– Хорошо. Скоро буду...

"Дьявол вас разорви, - подумал Суханов.
– Еще не хватало. Что ему надо, этому идиоту?"

Телефон снова запищал.

– Да?!
– рявкнул Суханов.

– Это Анатолий, - услышал он в трубе знакомый голос.
– Что с тобой, Андрей Ильич?

– А-а, Толя... Привет. Что скажешь?

– Это ты что скажешь? Тебя весь день ищут. Что случилось?

– Дела, Толя, дела... Трубка была отключена, сейчас только... Впрочем, ладно, ты что звонишь-то?

– Андрей, денег бы мне. Мы договаривались на сегодня... Я имею в виду гонорар за последнюю работу... Мне срочно, понимаешь? Семейные трудности.

– Это не проблема, Толя. Поезжай в офис, тебе Израилевич выдаст. Скажешь я дал добро.

– Борис Израилевич без тебя...

– Брось. Тебе он верит. Хотя и буквоед. И правильно, кстати, что буквоед, на деньгах сидит. В общем, он тебе даст. Сколько там? Много?

– Две тысячи.

– Не волнуйся. Получишь. А вообще как дела?

– Неважно. Про Лукина слышал?

– Слышал. Я сейчас у больницы. Сказали, он выписался.

– Да он и не вписывался туда. Ладно. Это потом обсудим. Ты вечером где?

– Вечером? Давай-ка, Толя, вечером я к тебе заскочу. Надо поговорить.

– Проблемы?

– Жизнь, Толя, жизнь. Текущие заботы. Пообщаемся, обсудим... Идет?

– Давай, - сказал Журковский.
– Тогда я сейчас поеду к тебе в контору, а потом домой.

– Договорились, - Суханов снова отключил трубку, сел в машину и бросил водителю:

– В РУВД Центрального района.

– Здравствуйте, Андрей Ильич.

Войдя в кабинет, Суханов увидел, что за столом - обыкновенным дешевым, казенным письменным столом - сидит молодой человек в сером костюме, с короткой стрижкой на круглой голове и выпученными оловянными глазами провинциального вундеркинда. Молодой человек молчал. Первым поздоровался другой мужчина, стоявший у окна, - пожилой, вежливый, аккуратный и какой-то обтекаемый, словно покрытый лаком столичной обходительности.

– Моя фамилия Смолянинов. Я старший следователь московской прокуратуры... Вы присаживайтесь, - предложил он.

– Майор Панков, - назвался молодой человек.

– Очень приятно, - ответил Суханов, садясь на стул.
– Чем могу?

– Андрей Ильич, - сказал Панков, продолжая таращить глаза, обстоятельства меняются столь стремительно, что, к сожалению...

Суханов молча кивал головой, отмечая каждое сказанное Панковым слово. Ему не терпелось уйти отсюда, теснота кабинета и какая-то затхлость, висевшая в воздухе, стесняли его, мешали сосредоточиться.