Пришлось срочно отписываться, мол гордый шотландец не будет сотрудничать с кем либо, кроме Константина, ибо опасается за репутацию. Да и случай со сливом информации по Китаю за предательство интересов Великобритании не посчитать, там чисто колониальная логика — одной стороне продать сведения о положении дел у конкурентов, сие джентльмены называют честным бизнесом. Ещё не хватало, чтоб русская разведка, отменно сработавшая против Наполеона Бонопарта, решилась заагентурить Гамильтона, даже не подозревающего, что он «на содержании» у канцелярии великого князя Константина…

Моё «пламенное» желание взять в жёны принцессу Александру Саксен-Альтенбургскую и стать наместником Дальнего Востока родителей и порадовало и озадачило. Судя по всему, не без подсказок маменьки, в Царском Селе решили взять два года на проработку «брачного» вопроса, о чём и сообщили. Но не позднее весны 1847 года Константин должен прибыть в Санкт-Петербург. Касаемо наместничества уже отец вопрошал — сможет ли молодая жена выдержать бытовые неудобства и скуку смертную, проживая в далёком Владивостоке.

Ура! Победа! Да какая разница — выдержит принцесса или не выдержит. Главное — Николай Павлович всерьёз стал рассматривать дальневосточные перспективы империи Российской. Не как блажь второго сына и «поход от суицида» старшего. Наместничество — это серьёзно. Так о том я ранее и писал отцу и брату: Александр, как наследник сидит в Москве, Константин на Дальнем Востоке, Николай в Варшаве, Михаил — на Кавказе. Все при деле, все служат Отечеству.

В итоге самодержец «милостливо повелеть соизволил»: инициативы Константина по экспансии на дальневосточных рубежах поддержать, сформировать «Амурский корпус» из добровольцев в три пехотных и два конных (казачьих) полка и выслать с Балтики «сильный отряд из боевых и транспортных судов для создания Тихоокеанской эскадры с базированием на Владивосток». Воистину царский подарок, спасибо, отец!

Добровольцев, как и ожидалось «свесили» на цесаревича. Но Александр, проторивший путь в дальние края, только обрадовался такому поручению. На строительстве железной дороги связующей две столицы, после ухода «недобросовестных подрядчиков» так или иначе связанных с покойным Клейнмихелем, дела спорились. К моим флотским отставникам прибавились и купцы старообрядцы, которых цесаревич вскоре ставил в пример прочим артелям, работали они честно и качественно. А то, что поспособствовал сему Константин, находящийся за тысячи вёрст на восход от масштабной стройки — зачем это знать посторонним? Брат знает, я знаю, отцу, занятому наиважнейшими государственными делами пофиг — а остальные идут лесом. Наверняка старообрядческая община прикинула и просчитала грядущие выгоды от разворачивающегося в стране железнодорожного бума и решила поощрить меня очередным «траншем». На сей раз в 250 тысяч рублей ассигнациями, уже побывавшими в обращении. Деньги привёз всё тот же «учитель-разночинец» представляющийся Степаном Николаевичем. На сей раз курьер обзавёлся аккуратной «чеховской» бородкой, что ярому адепту истиной веры по идее и не положено. Но — конспирация! Степан Николаевич объяснил уменьшение суммы тем, что ещё на 250 тысяч закуплены товары, которые с обозами «Амурского корпуса» двинутся на восток. Толково, я бы и сам предпочёл реальные вещи радужным бумажкам. Эх, проклятые расстояния! Кстати, теперь Владивосток с Амуром связывала плохонькая но дорога — верховые малыми отрядами проскакивали легко. А больше пока и не нужно было.

С лёгкой душой позволил старообрядцам строить церкви и жить по своим канонам — отвёл им место для общины посреди будущих угольных шахт Сучанского района. Наверняка теперь иначе местность эта будет называться, но мне без разницы, хоть имени протопопа Аввакума. Рассказал «учителю» об угле замечательных качеств, о том что флот, перейдя на паровые машины, закупать уголь будет на многие миллионы рублей. А Владивосток рассматривается как главная база зарождающегося Тихоокеанского флота. Вот и пускай ревнители истиной веры не зевают, а берутся за дело, сулящее немалые выгоды и им и державе. Да и великий князь в накладе не останется. И вот, когда уже проговорили все вопросы и «Степан Николаевич» подошёл к двери, я услышал.

— Какие-то ОСОБЫЕ пожелания у вашего императорского высочества будут? — Спросил он не оборачиваясь, уже взявшись за дверную ручку.

— Нет, Степан Николаевич. ПОКА нет. Когда вернусь в Санкт-Петербург, тогда и поговорим более предметно.

— Хорошо, ваше императорское высочество. — И покинул кабинет.

Если до этой минуты я сомневался, кто же укокошил графа Петра Андреича, то теперь всё ясно-понятно стало. Нет, развязывать террор против высших сановников Российской империи я не собирался. Да, взяточники, да, воры и тупицы, да обидно было читать о промахах и преступном бездействии генералитета в Крымскую войну. Но у меня и стоит задача эту самую войну предотвратить, над чем и работаю. А что касается венгерского похода 1849 года, тут много нюансов. Как писали у нас «в интернетах», — «поверьте, не всё так однозначно». Обрушить Австрийскую империю — так Пруссия выскочит на первые роли в германском мире лет на двадцать быстрее. Оно нам надо? Ладно, впереди два дальневосточных года. И сейчас я никуда из Владивостока не стронусь — максимум по «тракту» проскочу до станицы Константиновской. Нет, всё-таки переименую её в Хабаровск, путаюсь же постоянно. Типа в память о герое-первопроходце. А станичники поймут, тем более Ерофей Павлович хоть и не родовой казак, но всю жизнь казаковал, водил отряды на врага, Амур воевал для России и Романовых.

Отряд следопытов прапорщика Поскрёбышева (заслужил, да и грамотен, у меня с недавних пор полномочия наместника, могу в офицерские чины производить, до капитана, ротмистра и кавторанга включительно) теперь занимался исключительно отлавливанием маньчжуров, промышляющих на НАШЕЙ территории. Пленных гнали на работы во Владивосток. Жили подданные императора Поднебесной в бараке, под крепким караулом. А вот корейцы были задействованы на дорожном строительстве и, хотя к станице Константиновской на сей день, на май 1845 года от славного города Владивостока проложили от силы восемь вёрст более-менее похожих на тракт, начало великой дороге Владивосток — Санкт-Петербург было положено.

От амурских казаков привезли цыплят и котят со щенками. На фрегатах пара собак была, но два старых кобеля потомства дать не могли по определению, а корейские шавки доверия не вызывали. Свои нам тут нужны, как Бобики и Жучки, так Барсики и Мурки — русского разлива! Вроде «патриотично» пошутить изволил, когда прибыл мяукающе-гавкающий груз, но солдаты да матросы истово закивали, соглашаясь с не по годам мудрым вождём и в очередь выстроились погладить да поиграться с животиною.

В Москве открыли аж три пункта по записи желающих выехать на защиту и освоение российских окраин, сбору средств и нужных вещей для очередной Экспедиции. Как я и предполагал, старая столица в пику чванно-чиновному Петербургу горячо подержала призыв цесаревича Александра Николаевича и «процесс пошёл». Брата Сашу особенно впечатлил анекдот, который он и поспешил переслать мне фельдъегерской почтой. Московские купцы, получая новости из Томска и Красноярска, решили по примеру сибиряков, отчитанных великим князем Константином за гульбу и мотовство, «ужаться» в расходах и все предназначенные к очередному пропитию деньги внесли в фонд Дальневосточной Экспедиции, оставив только на самую дешёвую водку, которую и занюхивали рукавом, экономии для.