Рунвид подошла ближе и встала, когда словно изнутри её ударило тугим сгустком темноты. Пронеслись 8 ушах отзвуки призрачных голосов. Девушка выгнула спину и сипло вскрикнула, зажмуриваясь.

– Кто она?
– Рунвид едва смогла выдавить два коротких слова: дыхание слоено застряло смолой в груди.

– Мы с Кюрри возвращались домой, когда увидели её у воды. Недалеко от верфи конунга, - Оттар подошёл со спины и встал за плечом, поглядывая на девушку с опаской.
– Думали, мертва. Но она дышала. Принесли в дом. Уна её раздела и отмыла. Она даже пришла в себя, поесть успела и начала с нами говорить. Только на другом языке. Кажется, вендском[3]. Я немного знаю его, но понимал не всё. Только узнал, что она ничего не помнит, ни имени своего, ни того, как оказалась у верфи. А потом началось вот это.

Он снова указал взглядом на бедняжку. Рунвид села рядом с ней, провела ладонью по тонкой руке, ощущая, как пробегает по коже горячее покалывание. Какая сильная. И опасная. Не жар ломал её, не лихорадка от простуды, а невиданное доселе умение: без проведения особого ритуала слышать голоса умерших. Это они мучают её и рвут на части, а она не может с ними справиться. Им открыты все дороги в душу и голову девочки. Вот они и спешат рассказать обо всём, пока их слушают.

– При ней было что-то?

Уна кивнула и, ненадолго отлучившись за дощатую стенку, которой отделялся угол супругов от остального дома, вернулась. В руках её оказался резной ларец, а на крышке его лежал, тускло поблескивая, золотой амулет с тёмно-красным, точно спелая брусника, камнем посередине.

Рунвид заглянула в короб: там были рунные дощечки. Какие-то очень старые, растресканные и потемневшие, а какие-то свежие, вырезанные недавно. Но всё же занимательнее оказалась подвеска, исполненная в виде цветка с острыми лепестками. Таких не носят здешние девицы, и такой тонкой работы не могут сотворить даже гокстадские мастера. На обратной её стороне тоже были начертаны руны. Прочитав их, Рунвид вернула украшение Уне.

– Наденьте скорее обратно на неё. И никогда больше не снимайте. А ларец спрячьте до поры. Я после со всем разберусь.

Хозяйка закивала и тут же сомкнула цепочку амулета на шее девушки. Та задержала дыхание, а через миг облегчённо выдохнула и, кажется, уснула, совсем измученная.

– Кто она?
– спросил на этот раз совсем уж ошарашенный Оттар, верно, в этот самый момент размышляя, не стоит ли избавиться от нежданной и столь загадочной находки тотчас же.

– Она говорящая-с-мёртвыми. Но, скорей всего, сама толком ничего не знает о себе, - Рунвид поднялась, оправляя рукава платья.

Она старалась говорить спокойно и веско, чтобы не пугать приютивших девочку хозяев. Только вот ларец спрятать им нужно не для её безопасности, а для собственной.

– И что же нам теперь с ней делать?

Оттар обнял за плечо прижавшуюся к нему жену Уна теперь тоже смотрела на рыжеволосую с обречённостью и страхом. Словно в их дом по ошибке попало чудовище из самых недр Хельхейма.

– Отправьте её ко мне, когда придёт в себя и поправится, - Рунвид запахнулась плащ, собираясь уходить.
– И дайте девочке имя. Светлое и хорошее. Оно поможет и ей, и вам.

– Асвейг, - тут же проговорила молодая хозяйка, и глаза её потеплели.
– Пусть зовётся Асвейг. Это хорошее имя.

Оттар вздохнул, кивая. И в душе поселилась уверенность, что теперь девочку не обидят. А уж Рунвид попытается понять, кто она такая и зачем оказалась в Гокстаде.

[1] Худ - средневековый элемент одежды, капюшон с длинным “хвостом”.

[2] Трелль - раб.

[3] Венды - так викинги называли славян.

Глава 1

Три зимы спустя.

Тинг в Гокстаде собрал видимо-невидимо народу. Все херады[1] обошла бирка с известием о нём, и каждый посчитал своим долгом пустить её дальше. Раскинулись на порядком вытоптанных лугах вокруг города пёстрые шатры и палатки. Там забурлила своя жизнь, развернулись и походные мастерские: кому телегу починить после долгой дороги, кому лошадь подковать. А на улицах стало не протолкнуться. Для увеселения людей устроили и широкую ярмарку - стеклись на неё многие купцы даже с тех земель, что не принадлежали конунгу Фадиру. Много среди них было его давних друзей, но случались и те, кто прибыл в Гокстад впервые. Никто не упустит возможности поторговать в столь “рыбные” дни.

Даже погода разгулялась всем на радость. Солнце лишь иногда скрывалось за быстро бегущими облаками, таяли остатки снега в низинах и складках окружающих город со всех сторон гор. Парни поскидали шапки, распахнули вороты рубах, открывая взору могучие шеи с висящими на них оберегами. Девушки накрыли плечи лёгкими плащами, красуясь расшитыми платьями и ткаными узорными поясками: не зря просижены холодные вечера у огня за рукоделием.

Вот и Борга надела новый наряд, и глаза-то у неё горели интересом: столько незнакомого люда вокруг. Она щебетала без умолку, рассказывая, кажется, всё и обо всех. Асвейг только кивала и слушала, даже не пытаясь запомнить кучи имён, которые с лёгкостью умещались в голове подруги. А той всё было в радость: она всерьёз надеялась на этом тинге встретить того, за кого замуж после выйдет. Уж и возраст подошёл. Сама она рода незнатного, а потому нечего ей о знатном женихе переживать. Хорошо бы работящий попался, с умом, да наружностью приятный. А лучше того и наследством не обделённый да побывавший хоть в одном походе. Так она и рассуждала, поглядывая по сторонам, а на тоскливый вид Асвейг и внимания не обращала. Она давно уж посмеивалась над тем, как та любой мысли о замужестве чурается. И никто-то ей не нужен. Сидела бы целыми днями со старой Рунвид да пряжу перебирала, слушая её небылицы.

Чем именно занимаются они с колдуньей, живущей на окраине Гокстада, Асвейг предпочитала не рассказывать никому А то неодобрения знакомых не избежать. Смутно чуяла она в душе, что к хорошему болтовня её не приведёт, слоено однажды уже довелось ей познать силу людского гнева, вызванного страхом перед тем, в чем мало кто разумел. Только всё позабыла вместе со всей жизнью до того, как оказалась в Гокстаде.

Поэтому Асвейг терпела беззлобные подначивания Борги. И втайне надеялась, что однажды познает себя и СБОИ СИЛЫ лучше, чем теперь.