Шрифт:
Рикардо – торчащие волосы, кожа, шипы, татуировки. Он выглядит человеком, с которым
могла бы быть Вера. Он выглядит противоположностью мне.
Я борюсь с искушением разорвать журнал надвое, побиться головой о руль, найти
Клаудию, затем – Рикардо и набить ему морду просто за то, что он связан с этим. Я
сосредоточен на руках парня, на том, как собственнически он держит ее в своих объятиях, и, мне кажется, это сведет меня с ума.
Она – моя, не его. Почему она позволяет такому происходить?
Я сглатываю образовавшийся ком и пытаюсь дышать сквозь свой гнев. Это тяжелая
борьба. Я убеждаю себя, что фото ничего не значат. Это не означает, что у Веры роман.
Не говорит о том, что она спит с тем парнем или любит его. Не значит, что они больше
подходят друг другу. Я знаю, что он мог заставить ее смеяться, затем положил свои руки
на нее, после чего получил в лицо напиток. Вера способна разозлиться до такой степени.
Фотографы не рассказывают целой истории.
Есть только один способ выяснить. Я должен встретиться с ней немедленно, прежде чем раздую из мухи слона. Мой разум всегда пытается истолковать вещи хуже, чем они есть. Я засовываю журнал в карман своего пиджака и поднимаюсь на свой этаж
на мучительно медленном лифте. Сейчас четыре часа дня, и она должна быть уже дома.
В дверях я остановился, пытаясь сообразить, как подойду к ней. Вера может занять
оборонительную позицию независимо от того, виновата она или нет. Последнее, что мне
нужно, — это битва, вызванная ее злостью на мою злость. Забавно, но обычно так все и
происходит.
Я делаю вдох и открываю дверь. Она на балконе, потягивает в тени холодный кофе
из Старбакс, читая книгу. На какой-то миг я думаю, что мне стоит оставить ее в покое, но
быстро понимаю, что тогда покоя не видать мне.
— Эй, красавчик, — бросает она мне, снимая свои большие солнцезащитные очки
и оглядывая меня, стоящего в дверном проеме. – Как твой первый день?
Я не подхожу ближе, и тогда ее взгляд падает на журнал, торчащий из кармана
моего пиджака. Могу сказать, что раньше она его не видела. Она выглядит
заинтересованной, но точно ничего не стыдится.
— Отлично, — отвечаю я, при этом стараюсь улыбаться, хотя отдаю себе отчет, что улыбка выглядит фальшивой, так как Вера хмурится.
— Увлекся легким чтивом? – спрашивает она, возвращая взгляд к журналу.
— Расскажи мне снова о вечере четверга.
Она поднимает очки на макушку. На ее носу появились несколько новых веснушек.
Видимо, в обед она немного побыла на солнце. Это мило, но сейчас я отбрасываю свои
чувства в сторону.
— Вечер четверга?
— Да, Вера. Ты встречалась с Клаудией. Вернулась пьяная. Где ты была? Кто был
там? Что ты делала?
Она моргает, а затем потирает лоб.
— Я рассказывала тебе. Не знаю, все было, как обычно. Мы пошли в какое-то
место возле университета, не помню название. Что-то испанское, понятное дело. Мы
пили, в том числе шоты, танцевали.
— Кто был там?
Она насупилась:
— Клаудиа, Рикардо со своими друзьями.
— Его друзья – твои друзья?
— Конечно. Почему нет?
— Ты кого-то из них конкретно выделяла?
— Матео... о чем ты говоришь? Что происходит?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю, Вера. Поэтому и хочу получить ответы на несколько вопросов, – я
достаю журнал и кидаю его на столик. – Полистай и дай мне их.
Вера смотрит на меня несколько мгновений, теперь она обеспокоена. Она
поджимает губы и берет журнал, пролистывая. Страницы уже слегка потертые и
примятые и легко ей поддаются.
Она ахнула и поднесла руку ко рту.
— Что за хрень? – шепчет она, глядя вниз с тем же выражением ужаса, какое было
у меня.
— Да. Что за хрень?
Она медленно возвращается взгляд на меня.
— Матео, ты не можешь... Это Пауло, один из друзей Рикардо. Ты встречал его. Я
не... Я всего лишь танцевала с ним.
Я сохраняю молчание. В нем наибольшая сила.