Не зима отвадила людей от Зосимовой пустыни – лютая власть безбожников. Алексий очень удивился, когда в сияющий мартовский день к нему на исповедь приехали сразу три человека.

Первой вошла женщина. Одета крестьянкой, но было видно, что это только маскарад, что ей стыдно носить платок и валенки.

У старца для гостей и для себя вместо кресел и стульев были березовые пеньки.

Указал на самый затейливый, срезанный по капу.

– Меня зовут Анна, – сказала женщина. – Как видите, я еще не старуха, но ясно себе представляю: жизнь моя – позади. Муж и сын на юге. Два брата на востоке. Сражаются, побеждают, но Россия остается под пятой антихриста… Я живу в собственном доме, в квартире моего дворника. Нет, это не конура! Две комнаты, кухня. Со мной дочь… В дворницкой мы, слава Богу, избавлены от обысков. Нам даже кое-что перепадает со стола важного еврея, занявшего дом. Он у красных чуть ли не генерал…

Женщина опустилась на колени.

– Батюшка! Наверное, это тяжкий грех – я не верю, что жизнь переменится. Ни братьям моим, ни мужу, ни сыну в Москве уже не бывать… Я столько претерпела унижений, поруганий, но почему же не чувствую себя очищенной?..

– Духа исповедничества в тебе нет, – сказал Алексий. – Умирать будешь трудно. Ты ведь и в прежней своей жизни открыто перекрестить лоб стыдилась, Господа Бога стыдилась: на смех могли поднять. А сегодня страшно – на Крест гонение. Анна, Анна, что Богу скажешь?

Она поднялась с колен. Глаза изумрудные, слезы обволокли зрачки, но не пролились.

– Батюшка, прости! И еще раз прости – скажи, что будет с Андреем-отцом и с Андреем-сыном? Как мне молиться о них? Полгода нет вестей, да ведь и ждать писем бессмысленно.

– Сама все у них спросишь, а по дворницкой, где теперь живешь, исскучаешься… Я тебя пособорую. Соборование помогает мытарства пройти… А теперь кайся! В самом стыдном кайся! Время покаяния. Если кто не покается, тот безумец. Безумец!

Долго держал у себя женщину. А важного посланца, человека, начиненного множеством секретов, спровадил от себя через минуту-другую.

– Прошу святых молитв и благословения Временному высшему церковному управлению, – сказал тайноносец, как одарил. – Высокопреосвященный Сильвестр Омский кланяется вашему преподобию. Простите, высокопреподобию.

Верхняя часть туловища сибирского посланца была грузная, обремененная могучими мышцами, и в то же время поджар, на ногу легок.

– Соборное совещание происходило в Томске. Участвовало тринадцать архипастырей. Главой управления избран владыка Сильвестр, членами – Симбирский Вениамин, Уфимский Андрей. Для координации действий я послан в Ставрополь, где планируется проведение Собора.

– Томск? – Старец покачал головой. – Далеко от Москвы… И Ставрополь далеко… Благословляю Богу молиться.

– Между прочим, верховный… Вы ведь знаете, о ком я говорю?

– Нет, не знаю.

– Об адмирале! Адмирал Колчак признан верховным правителем России. По его приказанию ВВЦУ взято на довольствие… Но что мне передать от вашего высокопреподобия Ставропольскому Собору?

– Молитв.

– Нет ли каких конкретных указаний?

– Благословляю все ваши Соборы к покаянию.

– Странно… Святейший меня направил к вам. Я думал найти здесь, в месте весьма укромном… Впрочем, что ж, передам сказанное. Прощайте, старец!

Щелкнул каблуками.

– Да, простите! Святейший патриарх просил вас отслужить панихиду по двум митрополитам. По Антонию и Евлогию. Честь имею!

Новость была ужасная, но сердце осталось спокойным, более того, наполнилось радостью.

У порога уже стоял третий посетитель. Юноша покраснел так густо, с таким отчаянием смотрел на череп и кости на аналое, что Алексий подошел к нему, провел к столу, усадил на свой пень-кряж.