– А причащаться будут только женщины и только в бане, - размечтался Гордей.
– Парить буду до зари.

– До первых петухов, - тут же нашелся Гурьян и довольный своей шуткой громко рассмеялся.

– Тьфу на тебя.

– Эко вас понесло, мужики. Пахать на вас будем без лошадей-то, - Аглая вернула размечтавшихся мужчин с небес на землю, - Харитон плуг сделает, наденем на вас хомут и вперед. А религиозную нужду будете справлять в свободное от работы время.

– Чую, матриархатом запахло в воздухе, - Гурьян принюхался.
– А нет, феминистскими амбициями.

– Да рано еще предполагать, что и как. Подождем, посмотрим, до какой степени все поменялось, - посоветовал Александр, не желая гипотетических споров.

– А когда мы это узнаем?
– спросила Фекла.

Гордей поднялся на верхнюю ступень, открыл шире дверь и выставил руку под дождь.

– После дождичка..., в четверг.

– Да, после дождичка однозначно, плюс еще надо дождаться, когда вода уйдет, чтобы спустится вниз, - разумно посчитал Александр.

– А она уйдет?
– засомневалась Аглая.

– Уйдет, столько трещин в земле. Вернется туда, откуда взялась. Время, конечно, потребуется, но пока у нас есть еда и куча работы, можно не спешить.

– Капец, как интересно посмотреть, что стало с миром, - Фекла поднялась к двери и выглянула из нее, впрочем, видимость там была никакой из-за дождя.
– Если что, я записываюсь в первопроходцы в качестве врача.

– Ты же ветеринар?
– Гурьян попытался остановить порыв подруги.

– Ой, только не льсти себе, - едко подколола его Фекла.

Гурьян впал в ступор.

– Меня что, животным назвали? Второй раз за последние три минуты. Любимая, - он обратился к Фекле, - надеюсь, у тебя нет планов превратить такого завидного жеребца в работящего мерина?

– Ну, такие вещи Александр Сергеич будет решать, сколько нам по штату жеребцов, а сколько меринов требуется.

– Кастрировать никого не будем, - пообещал Александр.
– Плодитесь и размножайтесь.

– Прям, как с языка сняли, барин. Что не слово, то завет.

– Гордей, хватит уже называть меня барином. Еще раз назовешь, буду обращаться к тебе с приставкой холоп.

– Всё, бар..., я понял, ваше благородие, никаких баринов.

– Гордей!
– рассердился Александр.

– Да он же пьяный, - Аглая заметила, что Гордей выглядит на фоне остальных пьянее.
– Как тебе это удалось?

– Гордей?
– Харитон обратился к нему с такой интонацией, словно знал причину.
– Ты, что, добрался до лосьона?

– Какого лосьона?
– Александр, как и все остальные, не поняли о чем речь.

– Да, отпил немного.

– Мы же хотели оставить его для медицинских целей? Он же отвратный на вкус.

– Я и употребил его с медицинской целью, замазать душевные раны. Снаружи их не прижжешь.

– Что за лосьон?
– повторил вопрос Александр.

– Да нашли мы его в бане, в подполе, концентрат какой-то для ароматики на спирту. Гадость еще та.

– Зато отрыжка шикарная, - оправдался Гордей.

– А я-то думаю, что ты в дверь дышишь, - догадалась Аглая.
– Невежливо как-то втихаря давиться лосьоном в одиночку. Доставай, давай, у всех раны.

Гордей спустился в погреб, обдав всех сидящих на лестнице крепким еловым амбре.

– А ничего так, автомобильной «елочкой» пахнет, - заметила Фекла.

Гордей принес металлическую фляжку. Едва он открыл пробку, запах хвойного леса наполнил помещение.

– Черт его знает, насколько это вообще можно употреблять внутрь, - засомневался Харитон.

– А, мне плевать, - Аглая взяла из рук Гордея фляжку и сделала крупный глоток.

Проглотила и еще минуту стояла с закрытыми глазами, не дыша.

– Как ты?
– забеспокоилась Лукерья.

– Как Шишкин утром в сосновом лесу, - она передернула плечами.
– Пойду заем чем-нибудь.

– Еще кто желает хвойного концентрата?
– Гордей вытянул руку с фляжкой.

Больше смельчаков не нашлось.

– А зря, - Гордей завинтил крышку.
– Два дня туалет после такого можно не проветривать.

– А кстати, больше в туалет в погребе можно не ходить, - радостно объявила Лукерья.

Проблема отхожего места в маленьком объеме пространства стояла остро. Запаху некуда было выветриваться. После улицы вонь ощущалась особенно отчетливо.

– А вот и тема для первой вылазки, проверить состояние туалета в соседнем доме, - глаза кузнеца загорелись от желания занять себя хоть чем-нибудь полезным сильнее, чем от алкоголя.