– Мы летим в Норик, Флакк, – заявил Корвин.

– Почему он взял себе прозвище “Цек”? – спросил трибун. – То есть слепой? Он в самом деле незрячий?

– Ослеп в результате побочного действия “эликсира забвения”.

Норик был сердцем индустрии Лация, сенат его берег и лелеял, как любимое дитя. Финансовые кризисы и политические неурядицы обходили мегаполис стороной. О нем много говорили, но мало кто из посторонних здесь бывал.

Сверху город казался огромным диском, рассеченным на сегменты прямыми магистралями стационарных дорог. Капсулы транспортников заполняли все три уровня магистралей, то выныривая из боковых туннелей, то вновь в них погружаясь. Небо над мегаполисом кишело крошечными скутерами. Среди них медленно плыли неуклюжие туши грузовиков. Все двигалось, смешивалось, разъединялось – непрерывные механические совокупления, рождения и смерти в огромном теле рукотворного монстра.

Едва флайер Флакка подлетел к границе мегаполиса, как навстречу гостям ринулись две прозрачные летучки. Внутри никого не было – лишь неясные светящиеся силуэты. Вигилы-автоматы, верные псы, стерегущие технический центр планеты днем и ночью.

– Цель вашего посещения Норика? – зарокотал в кабине флайера низкий синтезированный голос. – Назовите себя.

– Я – префект по особо важным делам Марк Валерий Корвин. Мой помощник – Валерий Флакк. Мы ищем Фавста Корнелия Цека.

– Зачем?

– Чрезвычайные полномочия сената.

– Зачем? – настаивал голос.

– Мы расследуем дело о похищениях и убийствах.

В кабине возник серебристый столб света и следом – голограмма префекта Норика. Серое лицо с бугристой кожей, темные, очень внимательные глаза и тонкий безгубый рот.

– Цек подозревается в убийстве? – спросила голограмма префекта.

– Он – свидетель. Очень важный. Вы знаете о заговоре “очистителей”?

– Хорошо, доступ разрешен. Но учтите, у Норика особый юридический статус. Без моего согласия ни одна операция не может быть произведена, ни один человек арестован.

– Знаю, – отозвался Корвин.

Охранники-автоматы одновременно юркнули в разные стороны. Путь был открыт.

Легкий флайер трибуна Флакка то нырял, то взмывал вверх, отыскивая нужную инсулу. [3] Над промышленными островами время от времени вспыхивали голограммы – номера на фоне карты близлежащих районов. Здания почти не отличались друг от друга: одинаково серо-желтые стены, почти лишенные окон, раздвижные металлические двери, транспортные терминалы на уровне третьего этажа и площадки для флайеров на крышах. Даже воздух в Норике был особый – терпкий, с примесью резких запахов смазочных материалов и реагентов. Часть производства Лаций держал на своей колонии в Петре плюс были еще заводы-автоматы на безжизненной Этрурии. Норик же был техноцентром всей системы Лация, мозгом и сердцем ее индустрии.

В центре города поблескивало несколько прозрачных куполов. Судя по специфическому лунному блеску, все они были накрыты колпаками силового поля.

“Центры управления Нориком”, – вспомнил Корвин.

Его отец бывал здесь трижды. И каждый раз это походило на посещение другой планеты. Иной мир, иные люди… Они говорили на своем особом, не понятном другим языке. Они смотрели на пришельцев извне свысока. Им казалось, что именно они правят миром, и патриции не спешили обитателей Норика в этом разубеждать.

– Я бы не смог здесь жить, – признался Корвин. – Впрочем, в Норике нет патрициев.

– Неужели ни одного? – удивился Флакк.

– Только те, кто лишен ноши. Обладающим генетической памятью здесь опасно долго находиться. Если патриций занимается наукой, он работает в одиночку или с помощниками. Но все равно – один и не здесь. Норик для нас не подходит. Сам увидишь…

Флайер опустился на отмеченной светящимся значком площадке.

– Фавст Корнелий Цек, к вам прибыли посетители Марк Валерий Корвин и Луций Валерий Флакк, – сообщил приятный женский голос, едва следователь и военный трибун покинули флайер. – Сообщите цель вашего визита, господа.

В воздухе заструилась неясная голограмма – женское лицо в окружении буйных черных кудрей – портрет компьютера, управляющего инсулой.

“Медуза Горгона, да и только, – подумал Марк. – Надеюсь, она не убивает взглядом”.

– Цель вашего прибытия, господа? – повторила “Горгона”.

Спуск в нижние помещения был заблокирован: Корвин отчетливо видел светящуюся фиолетовую решетку из силовых линий на шлюзовом люке.

– У меня чрезвычайные полномочия сената, – заявил Корвин. – Я расследую дело о похищении детей.

– В чем обвиняется мой патрон? – спросила “Горгона”.

– Он только свидетель.

Силовая решетка исчезла, голограмма женской головы превратилась в беспорядочно вихрящийся клубок. Лязгнула, открываясь, стальная дверь. За ней обнаружилась узкая обшарпанная кабинка лифта с тусклым зеркалом и старинным кнопочным пультом управления. Впрочем, кнопки лишь имитировали старину: едва посетители вошли в кабину, и Марк сказал: “ к хозяину”, как лифт послушно заскользил вниз. Миновал три этажа и застопорился. Двери разошлись. За ними был только свет. Синеватый, призрачный, он лился отовсюду, чередуясь с полосами молочного тумана. Воздух в помещении был совсем иной – воздух хвойного осеннего леса. Ясно ощущалась влага и запах прелой хвои. “Я здесь”, – донесся голос из-за туманной завесы.