Том варил на костре похлебку из тощей курицы и внимательно прислушивался к рассказам Дижона Пьери. Ему не очень нравился этот веселый человек, у которого на любой случай были припасены всевозможные философские поговорки. Слуге было поручено сопровождать хозяйку по ярмаркам и городским базарам. Он носил большую, плетеную корзину, куда аббатиса складывала скудную зелень, овощи и хлебные лепешки. Том не раз замечал, как Дижон Пьери прятался за спиной аббатисы, если замечал на улицах королевскую стражу или людей в черных монашеских одеяниях. Это показалось слуге довольно странным. Разве стал бы добродетельный гражданин и прихожанин прятаться от слуг закона и церкви. «Что-то тут не то, – думал Том. – Не пришлось бы хозяйке дорого поплатиться за свою доброту к этому странному путнику».

Том тихо подсел к аббатисе и протянул ей миску с дымящейся похлебкой. Пока все были увлечены поздней трапезой, он решил наедине поговорить с хозяйкой.

– Не нравится мне этот Дижон Пьери, – прошептал слуга на ухо аббатисе. Та удивленно посмотрела на Тома и продолжала есть. – Какой-то он скрытный. Вроде болтает целый день без умолку, а всё равно о нём мы ничего толком и не знаем. Знаем только, кто он и откуда, а что у него на уме?

Аббатиса Клод перестала есть. Она внимательнее посмотрела на Тома, потом на Дижона Пьери. Художник доедал свой ужин и одновременно рассказывал Робину и леди Марии о самом великолепном соборе на юге Франции, о его любимом Сент-Мари.

– Ты всё усложняешь, Том, – ответила шепотом аббатиса. – Простой художник возвращается домой после долгого отсутствия. Ему повстречались мы, и он решил оставшийся путь скоротать в приятной компании. Он знает, что мы совершенно для него безобидны и не причиним зла. Тем более передвигаться по такой стране, как эта, лучше сообща, чем поодиночке. В городах полно королевской стражи, по дорогам рыщут крестоносцы, повсюду собрания епархии. Не могу понять, что творится при дворе Филиппа? В королевстве явно что-то происходит, но чужеземцу не легко во всем разобраться… К тому же, Дижон Пьери оказывает нам большую услугу. Без него я не смогла так свободно разгуливать по рынкам и общаться с торговцами.

– А почему этот простой художник прячется, миледи, когда нам встречаются стражники с королевским гербом или епископ с монахами?

– Тебе показалось, Том. Зачем ему прятаться от них?

– Он прячется, миледи! Прячется за вашей спиной, – уверял аббатису Том. – Я видел это всякий раз. Он не зря попросил вас взять его с собой. Этот Дижон Пьери решил воспользоваться вами, как прикрытием. Только зачем? Этого я еще не могу понять.

– Пошел бы ты, Том, и напоил лошадей, – ответила аббатиса.

– А я их уже давно напоил, – обиделся слуга. Женщина устало вздохнула.

– Хорошо, Том. Я сама попытаюсь узнать у нашего нового знакомого, почему он не хочет встречаться со служителями церкви.

Но на следующий день событие, которое произошло уже ближе к вечеру, помешало аббатисе Клод выполнить свое обещание. С утра они проехали стороной красивый и удивительный своими городскими башнями и мостами Пуатье, и выехали к небольшому болотцу. Обогнув его по редкому орешнику и оказавшись на вспаханном крестьянском поле, всадники поспешили найти наезженную дорогу. Лошади утопали в земляной жиже и устало передвигались по затопленной пашне. Билли первый выехал на узкую тропу. Она вела к небольшой деревне, расположенной на холме. Другой дороги не было. Путники решили проехать через деревушку и уже в лесу поискать подходящий ночлег.

Аббатиса первая въехала на размытую улицу деревни, на которой стояло всего пять лачуг и кузница. За ней следовали Бьюкенены. Повозка с тремя пассажирами и возницей, устало поскрипывая своими колесами, плелась позади. Деревня была совершенно пуста. Всадники не встретили ни одного человека, пока не выехали на небольшую площадь перед местной церквушкой.

Именно на этой площади и собрались все жители деревни. Они галдели, выкрикивая проклятья и грозя кулаками женщине, привязанной к широкому столбу. Под её ногами уже горела гора сухого хвороста, и сизый дым окутывал её посиневшее от холода тело. Но та ненависть, с которой горели её глаза, давала ей силу перекричать своих сельчан. Она проклинала каждого, называя их по имени, и плевала в негодующую толпу. Возле костра стоял высокий, худой священник и старался перекричать всех присутствующих на этой казни, выкрикивая псалом из раскрытой библии. Его лицо просто светилось от счастья, а глубокий шрам над правой бровью налился кровью и заставлял дергаться правую щеку.

– Что здесь происходит? – аббатиса подъехала к повозке и обратилась к Дижону Пьери.

– Очевидно, жители этой деревни вершат правосудие над местной ведьмой. Видите, на её груди висит какая-то надпись.

Аббатиса внимательно посмотрела в сторону столба. На груди женщины, действительно, висел кусок доски. На нем кровью было выведено: «Ведьма». Толпа настолько была увлечена казнью, что не замечала ни всадников, ни повозки. В руках мужчин были вилы, колья и просто самодельные палицы. С помощью этого оружия они сами пожелали разделаться с ведьмой, но священник взял власть в свои руки и не допустил, чтобы христиане сами вершили божий суд.

Когда костер стал разгораться сильнее, и языки пламени уже захватывали ноги несчастной, толпа радостно возликовала. Казнь стала превращаться в бурный апогей наслаждения и торжества. Даже дети не страшились происходящего ужаса, а кричали от радости и восторга, прижимаясь к ногам матерей.

– Нам нужно незаметно убираться отсюда, – посоветовал аббатисе Дижон Пьери, но было уже поздно.

Священник оторвался от библии и простер свою руку над ликующей толпой. Вдруг он заметил всадников во главе с монахиней, а на повозке – о, ужас! – сидел сам дьявол.