Со слов адвоката выходило, что Вольфганг был помолвлен с Фреей, но свадьба сорвалась из-за банкротства его родителя. Графиня по просьбе компаньонки приняла участие в судьбе молодого человека, но и подумать не могла, что влюбленная парочка станет совершать за ее спиной столь ужасные преступления.

– Посудите сами, сеньоры: ну кому такое могло бы в голову прийти? – развел руками поверенный. – Вкушать человеческую плоть! Немыслимо!

К моему немалому удивлению, Джервас Кирг не вспылил и со всем радушием распрощался с представителем ее светлости, а после пригладил перед зеркалом волосы и объявил, что едет добиваться аудиенции у бургграфа.

– Подготовьте наиподробнейший отчет и приезжайте в ратушу! – распорядился магистр-управляющий, прежде чем покинуть кабинет. – Я пришлю за вами карету! Нельзя терять ни минуты!

В ратушу я попал только ближе к полудню. А мог бы и не добраться вовсе: улицы оказались запружены встревоженными бюргерами, все кругом только и обсуждали ночную бойню и проклинали бездействие властей. Число убитых чудесным образом увеличилось до четырех дюжин, а демонов в город проникло, если верить россказням обывателей, никак не меньше пяти. На помощь квартальным надзирателям пришли солдаты городского гарнизона, и лишь это удержало толпу от беспорядков. Хмурых и вооруженных до зубов служивых горожане пока еще побаивались.

На главной площади Рёгенмара было не протолкнуться, люди на нее все прибывали и прибывали. Звучали требования защитить жителей от демонического отродья; кто-то призывал бургграфа выйти к народу, кто-то подбивал обывателей прорываться в ратушу самим. Цехмейстеров и родовитых дворян в толпе не было, зато среди собравшихся хватало людей с оружием. Ситуация была накалена до предела, время от времени даже звучал крамольный лозунг «смерть за медь».

Кучер напрямик благоразумно не проехал и свернул к кафедральному собору, покрутился по узеньким улочкам и вскоре вывернул к перегороженному телегой перекрестку. Проезд караулила полудюжина алебардщиков, а на крыше ближайшего дома среди печных труб засело несколько лучников; карету завернули обратно, но служебные бумаги сыграли свою роль, и мне разрешили пройти.

Удивительное дело, но опасениям, что в ратушу попасть будет далеко не так просто, сбыться оказалось не суждено. У черного хода едва ли не подпрыгивал от нетерпения в ожидании магистра вон Черена напыщенный сверх всякой меры клерк. Пришлось сдать охране пистоли, а затем у меня выспросили точное написание имени, метелкой из перьев избавили камзол от несуществующих пылинок, провели на второй этаж и запустили в приемную бургграфа. Там, помимо обливавшегося потом Джерваса Кирга, обнаружились бледный словно мел полицмейстер и еще дюжина весьма представительного вида персон.

Я попытался было вручить отчет магистру-управляющему, но тот глянул в ответ столь яростно, что показалось разумным оставить толстяка в покое и молча опуститься на стул.

Суета между тем лишь нарастала. Сломя голову носились туда-сюда взмыленные клерки, солидные сеньоры в богатых нарядах и пышных париках мало чем отставали от служащих и тоже частенько переходили на бег. Из рук в руки передавались какие-то листы и скрипели перья секретарей, а доносившийся с улицы рокот толпы придавал происходящему определенный оттенок обреченности.

Невольно сложилось впечатление, будто нахожусь на тонущем корабле, но ощущение это оказалось обманчивым. Гомон толкавшихся на площади горожан вдруг смолк, а потом обыватели разразились свистом и пронзительными воплями. Собравшиеся в комнате сеньоры поспешили к окнам, не стал отставать от них и я.

Как оказалось, на обозрение горожан вывесили клетки с телами Вольфганга и Фреи; даже после смерти эта злополучная парочка умудрилась остаться вместе.

Терраса первого этажа ратуши переходила в помост, и вышедший на него глашатай зачитывал толпе послание бургграфа. Слышно было плохо, но кто-то догадался приоткрыть раму, и получилось разобрать, что сейчас живописуются злодеяния людоедов и чернокнижников.

Толпа недовольно заворчала, люди жаждали крови и долгих мучений жертв, а им подсунули два бездыханных тела. Ситуацию отчасти сгладило назначенное на вечер празднество, а после заявления об изгнании демона горожане и вовсе начали успокаиваться.

Я с недоумением уставился на магистра Кирга, но тот сделал страшные глаза, а затем нас и вовсе оттащил от окна советник бургграфа.

– Идемте! Да и идемте же! – прошипел он и обратился к полицмейстеру: – Скорее! Вас тоже ждут!

Нашу троицу повели непонятными переходами, а потом я как-то совершенно неожиданно для себя очутился на помосте перед возбужденной толпой. Оказываться перед столь внушительной аудиторией раньше не доводилось, и, сказать по чести, предпочел бы избежать этого и сегодня.

Но куда там! Глашатай вовсю надрывал глотку, в самых красочных выражениях расписывая наши заслуги перед городом. Основной упор он делал на прозорливость магистра-управляющего и полицмейстера, но и меня упомянул раз или два. А дальше на помост и вовсе вышел бургграф – высокий и дородный, с круглым лицом любителя покушать и сонными глазами утомленного ночным загулом кутилы. В толпе послышался свист, но трубачи на балконах ратуши принялись выдувать какую-то бравурную мелодию, очень кстати заглушив гомон смутьянов. Глава города надел магистру Киргу и главе Управы благочестия на шеи шелковые ленты с золотыми медалями, а мне вручил кинжал с усыпанной самоцветами рукоятью и серебряной чеканкой ножен.