– Филипп, можем поговорить наедине? – спросил тогда де ла Вега. Вопреки обыкновению, сегодня он был одет не в лен и бархат, а в кожу и шерсть, и оттого походил на записного бретера, что так любят задирать в темных переулках припозднившихся прохожих. Образ разбавляла лишь неизменная серьга с зеленым самоцветом, слишком дорогая для кормящегося с острия шпаги наемника.

– Разумеется, Сильвио! – не стал отказываться я от разговора. – Идемте ко мне, если вы ничего не имеете против скрипучих лестниц.

Подъемом под крышу южанина оказалось не смутить, и я повел гостя в мансарду. Сильвио прошелся по комнате, затем глянул на меня с непонятным выражением лица. Я первым разговор начинать не стал, кинул перевязь с пистолями на кровать, а всученный бургграфом кинжал безо всякого почтения бросил к скопившимся на каминной полке безделушкам.

Де ла Вега воспользовался случаем и взял подарочное оружие, выдвинул клинок из ножен и покачал головой.

– Сталь не ахти, – сказал он с видом знатока, – а хвостовик столь тонок, что переломится при первом же хорошем ударе. Халтура!

– Вы ведь не об этом пришли поговорить, Сильвио? Я бы предложил вам выпить, да, боюсь, кроме воды, у меня ничего нет.

– Здесь написано: «Филипп Олеандр вон Черен, магистр Вселенской комиссии по этике». – Южанин до щелчка задвинул клинок в ножны и вернул его на каминную полку. – Прежде я считал вас простым лектором и потому, уж простите за прямоту, думал, будто вы лезете не в свое дело. А теперь вижу, что был не прав.

– О чем это вы, Сильвио? – отнюдь не наигранно удивился я.

– Раз вы из Вселенской комиссии, значит, интересовались обстоятельствами нашего знакомства отнюдь не из досужего любопытства. Вынужден признать, что был откровенен с вами не до конца.

Азарт! Наверное, в этот миг стоило бы ощутить охотничий азарт, я же остался на удивление спокоен.

– Не уверен, что понимаю вас, Сильвио.

Де ла Вега взглянул на меня с укором.

– Филипп! На днях вы интересовались, случайно ли я попал в тот дилижанс, помните? Так вот, я оказался в нем не по воле случая. Я работаю на Банкирский дом Мастоци и собираю по поручению одного из клиентов образчики древней письменности. Имени коллекционера назвать не могу, не просите. Мне оно неизвестно.

– А зачем его знать мне? – задал я наводящий вопрос.

– Дело в том, Филипп, что у меня были четкие инструкции, где и когда перехватить этот дилижанс и что сказать кучеру. Я понятия не имел о замыслах этих душегубов, требовалось лишь поговорить с их нанимателем касательно одного старинного трактата. Что-то на тему овеще… овеществ… Тьфу! Проклятье! В той работе говорилось о способах придания материальности небесному эфиру!

– О-о-о! – понимающе протянул я. – Ваш клиент интересуется секретом создания философского камня?

Южанин презрительно фыркнул.

– Философский камень – выдумка недалеких алхимиков! – отрезал он и слегка даже смутился. – Простите мою резкость, но, занимаясь древними книгами, я поневоле нахватался вершков. Моего клиента интересует не философский камень, но камень солнечный. Секрет создания подобных артефактов был утерян во времена развала Полуденной империи. Он воистину бесценен!

– Всегда полагал солнечный камень эвфемизмом, обозначающим именно камень философский! – парировал я.

– Не уверен, что правильно понимаю значение слова «эвфемизм», – улыбнулся де ла Вега и пригладил черную бородку, – но это действительно два разных обозначения некоего состояния эфира. И одновременно эти названия подразумевают два принципиально различных пути достижения искомого состояния. Трансмутационный и неосуществимый в первом случае. Мистический и вполне реальный во втором.

Я вскинул перед собой руки.

– Полагаю, мы отклонились от темы разговора, мой друг. Что еще скажете о дилижансе и чернокнижнике?

– Я лишь получил указание, где он будет проезжать, – уверил меня южанин. – Когда началась заварушка, сказать по чести, я растерялся и не мог решить, на чью сторону встать. И потому решил положиться на волю случая.

Ответ собеседника показался искренним, поскольку в день нашей встречи он был именно растерянным. Непростительное состояние для человека действия! И все же было непонятно, полностью Сильвио сейчас откровенен со мной или же ведет некую хитрую игру.

– Могу поинтересоваться, – осторожно начал я, – чем вы заняты сейчас?