История Пётрека завораживает и затягивает, как Чёрная Дыра, что скрыта под его кроватью. Но и она, и Подземные Мыши – лишь малая часть загадок, окружающих мальчика.
Что общего между его старшим братом и знаменитым Стивеном Хокингом?
Что случится, если «маленький грамотей» Пётрек оторвётся от книг, присмотрится к другим людям и окунётся в бурную жизнь сверстников?
Он обретёт приятелей и врагов, узнает историю каждого из них, научится дружить и драться, защищать слабых и видеть красоту прежде невзрачной девочки.
Это – история о взрослении и обретении себя, чудесно рассказанная польской писательницей Катажиной Рырых, двукратным лауреатом премии имени Астрид Линдгрен.
Один
Знаете, кто такой Стивен Хокинг?
Это очень умный парень, хотя на первый взгляд никто бы за него и гроша ломаного не дал.
Когда я был младше, я считал, что это он придумал Чёрную Дыру, но мой брат мне всё объяснил и вовсе надо мной не смеялся.
И он даже показал мне, где находится Чёрная Дыра.
С тех пор я часто задавался вопросом, когда Стивен Хокинг нашёл время, чтобы навестить моего брата и открыть эту Чёрную Дыру, но мой брат был очень занят, потому что готовился к экзамену.
А когда он занимался, то вешал на дверь своей комнаты карточку с надписью: «Вход воспрещён», а ниже был нарисован череп со скрещёнными костями.
Тогда я знал, что не время шутить, и единственный человек, который мог войти в комнату брата, была мама.
Впрочем, это было необходимо, потому что без неё брат умер бы с голоду.
Мама заходила в комнату несколько раз в день, толкая перед собой тележку на колёсиках, а потом забирала пустую посуду на кухню.
Я жалел, что не мог этого делать, но мама считала, что я слишком мал. Подозреваю, что, если бы я поговорил с ней о Чёрной Дыре и Хокинге, она бы изменила своё мнение, но мою маму всегда больше интересовала моя успеваемость, чем моё мнение. Когда я только раз осмелился сказать что-то о Чёрной Дыре, она сразу же спросила, как пишется «чёрная»: через «о» или «ё».
Я ответил, на мой взгляд, довольно остроумно, что через «о», так как в него можно упасть так же легко, как в дыру, и мама несколько рассердилась.
Всё бы закончилось каким-нибудь диктантом на правописание, если бы брат не вступился за меня.
Он объяснил маме, что у меня есть редкое для моего возраста чувство юмора и что чувство абсурда характерно для людей, которые в будущем могут стать гениями.
Но, конечно, ничто на это не указывало, по крайней мере в том, что касалось меня. Моя учительница твердила, что я тугодум, хотя я был единственным в классе, кто пришёл в школу, уже умея читать, а также складывать, вычитать, умножать и делить в пределах ста.
– Будущие гении имеют право быть эксцентричными, – защищал меня брат, когда я отказывался идти на день рождения своего одноклассника. Приятель, конечно, не понимал, что мне действительно не нравился «Макдоналдс», но не из-за еды, а из-за улыбчивого клоуна на плакатах рекламы.
Неизвестно, почему я тогда боялся клоунов и паяцев, но я имел право на фобии. По крайней мере, так объяснил мне мой брат.
– Когда я был в твоём возрасте, я боялся Подземных Мышей, – сказал он, – хотя ни разу ни одной не видел.
Когда я спросил почему, он объяснил, что Подземные Мыши даже хуже термитов, потому что живут в нашем климате и могут прогрызть даже железобетон, и если он армированный, они всё равно с ним справятся.
Рассказ брата произвёл на меня такое впечатление, что я сразу перестал бояться клоунов, зато всю неделю кричал по ночам, потому что что-то скреблось и шуршало под моей кроватью. Конечно, я и слова не сказал маме, прибегавшей в комнату, чтобы зажечь ночник.
Потому что, если бы я что-нибудь пропищал, мыши из мести могли бы начать с пола моей комнаты…
– Ты должен укротить свой страх, – предложил брат.
Он потянулся за листом бумаги и велел мне фломастером нарисовать Подземную Мышь. При виде монстра, вооружённого моторной пилой или по крайней мере чем-то, что должно было её напоминать, мама побледнела и дала мне раскраску, которую прислала тётя из Штатов.
В раскраске было много забавных рисунков, персонажами которых по иронии судьбы были мыши, поэтому я решил пойти дальше и тем же фломастером, которым я нарисовал Подземную Мышь, изобразить в раскраске ужасные, с острыми металлическими зубами, ловушки и кровожадных кошек.
И когда я почувствовал, что мой страх немного укрощён, я засунул раскраску глубоко под кровать.
Видимо, Подземным Мышам не понравилось моё к ним отношение, потому что раскраска исчезла…
Отныне мне ничего не оставалось, как ждать страшной мести моих преследователей, но Подземные Мыши выбрали самую изощрённую пытку – неопределённость.
– Я не думаю, что Подземные Мыши взяли эту раскраску, – сказал брат. – Если бы они так сделали, то изорвали бы её в клочья.
Действительно, под кроватью я не нашёл ни кусочка бумаги.
– А я что говорил? – ответил брат, когда я поделился этим открытием с ним. – В каком-то смысле тебе повезло.
– Почему «в каком-то смысле»? – удивился я.
Брат пожал плечами.
– Потому что это может означать только одно.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Брат серьёзно посмотрел на меня и вздохнул. Я знал, что это не сулит ничего хорошего.
Я вопросительно взглянул на него.
– Не знаю, должен ли я говорить тебе…
Хотя летний вечер был жарким, мои руки и ноги покрылись гусиной кожей.